— Вообще-то, я старше тебя, так что это нормально. И речь не об этом.
— А тащить меня в свою коморку было обязательно?
— Тут нам не помешают, — Янсинь закипал, — наглая девчонка, он к ней со всей душой, со всей искренностью, а она язвит?
— Можно не перебивать?
— Да пожалуйста, уже молчу.
— А я уже передумал, — раздражение нарастало в геометрической прогрессии.
«Что ж такое-то, перед ним стоит ледяная статуя? Там на площадке, он точно не ошибся, она смотрела на него с явным интересом, настолько явным, что у него разыгралось воображение, и что теперь»?
— Ну, раз так, то я пойду, — Чан Ми сделала шаг в сторону двери.
То, что произошло дальше, Янсинь не мог объяснить даже самому себе. Он просто взорвался, когда понял, что она сейчас уйдёт. Оттолкнув её от двери, он практически припечатал Чан Ми к стене, подойдя так близко, что было слышно, как бьётся её сердце. И этот звук сводил с ума.
— Ты решила, что можешь просто сбежать? — что случилось с его голосом? «Этот кулон, с подсветкой он что ли? Режет глаза и вызывает нестерпимую боль. Но за этой болью её белая, тоненькая шейка. Ничего не стоит еЁ сломать, небольшое усилие и прекратится этот невыносимый грохот, биение её сердца. Так просто». Руки, его холеные руки, а теперь чужие, огромные и невероятно сильные сомкнулись на красной ниточке. Было слышно, как пульсирует кровь под его пальцами.
— Тебе конец! — услышал он свой хриплый голос.
И тут её глаза открылись. Не в том смысле, что до этого они были закрыты. Нет. Открылось бездонное озеро для него, только для него одного, и он нырнул туда со всеми потрохами, ботинками, и чужими уродливыми руками.
В манящем зелёном омуте вселенской мудрости и мягкого успокаивающего света не было ни страха, ни ответной ненависти, она не оттолкнула его, лишь слегка запрокинув голову, часто-часто задышала и покачнулась, словно силы оставили её. Он подхватил Чан Ми под мышки и ощутил её почти мальчишескую грудь. На него пахнуло нежностью и горячим запахом тела, её тела.
Он сдался. В один миг исчез пожирающий огонь, но ему на смену пришел другой, вполне естественный. Как будто он не пытался её сейчас убить. Будто они любовники, охваченные страстью. Локомотив с таким названием остановить было уже невозможно. Окутанная золотисто-красным сиянием, словно фатой невесты, она протягивала ему полуоткрытые губы, и он набросился на них, словно от этого зависела вся его жизнь, всё его существование.
Сколько продолжалось это безумие, он не знал. В голове пульсировала только одна мысль, “Мой Малыш, мой маленький, хрупкий Малыш”.