Короче, качу по Рублёвке ни жив, ни мёртв. Проклинаю дядю Мишу и прошу Господа Бога: “Если в этот раз пронесёт нелёгкая, то частным извозом заниматься больше не буду. Гори они синим пламенем,– всех денег не заработаешь”. За мыслями незаметно докатили до Шереметьева.”Ну,– думаю,– на трассе “не повязали”,– в порту возьмут,– там что не человек, то Ка-Гэ-Бэшник”. Старик-татарин не ведает, что у меня на душе творится, командует:
–Ближе подъезжай! Ближе! Видишь у него чемодан, какой тяжёлый. Кати прямо к входу… вон стеклянные двери… с фотоэлементом…
Вижу, недалеко от тех дверей молодчики стоят. ”Ну,– думаю,– поджидают”. Гладкие, с лоском на щеках, интеллигентного вида. Таких только в КГБ и встретишь. По крайней мере, спутать их с кем-то другими просто невозможно. Увидев мою машину, молодчики толпой кинулись нам наперерез. ”Каюк!”– подумал я и мысленно почувствовал холодную сталь наручников.
Пока они бежали, негр проворно вышел из машины. Стеклянные двери проглотили его вместе с чемоданом.
–Уматывайте отсюда!– в один голос закричали нам молодчики.– Сейчас Нигерийская делегация прибудет,– развернуться негде!
Не веря своим ушам, ловлю ногой газушку и до пола её, ржавую, до пола! – на всех парах делаю тягу! Не верится. что пронесло, сам закипаю от злости, набрасываюсь на старика:
–Хрен ты драный! Не заметил, что чернокожий!… надо было хотя бы ощупать его… На голове у него кудряшки, как у барана…понимаешь?…
–Да я всё понимаю,– стал оправдываться старик.– Нешто я чурбан какой!-дядя Миша тряс перед собою бежевым плащом.-Меня в пути так и подмывало накинуть на него плащ, прикрыть маленько черноту.
И от радости, что пронесло, и от последних слов старика на меня наехал неудержимый хохот. Рулить стало невмоготу. Я- по тормозам. Выскочил из машины, на обочине упал на траву и закатился, аж колёс не видать. Вышел из машины и дядя Миша. Видит, я гогочу, и говорит на полном серьёзе:
– Честное слово я прикрыл бы плащом, будь на его месте русский или наш брат- татарин,– они бы поняли ситуацию. Этот же ни “бе”, ни “ме”, ни “ку-кареку”. Ещё обидится, подумает, что унижаем. Чувствуешь,– расовой дискриминацией попахивает. Это страшнее, чем отобрать машину. Политическая светит! А ты сразу ругаться! Я всё это просчитывал…
– Как же ты его “пробил”, если он по – русски не бельмеса?!– сквозь смех и слёзы спрашиваю старика.
– Иду мимо, он своими губяками шмякает:”Ши-ри-меть-ева”.Я показал ему три пальца, а сам думаю, трёх десяток достаточно, чтобы сгонять в Шереметьево. Он кивнул головой, согласился, значит. И ведь не обманул,– дядя Миша достал из бокового кармана пиджака три зелёных бумажки.