–Смотри, с чего ходишь, козёл!– В конце вагона молодые люди играют в карты.– Или тебе всё по барабану?!
Опять тяжело гудит дверь. Входит очередной «коробейник».
–Граждане, я на минутку задержу Ваше внимание,– показывает несколько томиков книг в яркой обложке.– Классики зарубежного детектива.– Обещанная минута внимания превращается в получасовой рассказ о достоинствах книги, но «коробейника» никто не слушает. Шесть человек рабочих- строителей, соорудив из чемоданов и сумок походный столик, «соображают», «обмывают» удачно подвернувшийся калым.
–Смотрите, какая смешная фамилия у корреспондента,– закусывая, говорит молодой рабочий, тыча пальцем в газету.– Бутузов!
–Ну и что ты нашёл смешного?– спрашивает огненно вихрастый парень, снимая обёртку с куска колбасы.
–У него имя начинается с буквы «Е», – молодой парень сует под нос вихрастому газету, тыча пальцем в открытую страницу.– Прочитай вместе и быстро.
Рыжий громко читает и смеётся. Смеётся заразительно, раскатисто, так, что полвагона оборачиваются в его сторону.
–У нас во взводе служил сержант по фамилии Ебуков,– дождавшись тишины, сказал мужчина в армейском бушлате.– А в санчасти был санитар Стограмович.
–Таких фамилий полно. У нас в УРСе работал товароведом Сутрапьян,– говорит ещё кто-то. И пошло и поехало. Вспомнили грузина Похмелидзе, украинца Наливайко, русского Бздюкина. Тут же поляк Череззаборногузадерищенский.
–Опять ты с шестёрки ходишь! – кричит картёжник.– Ну, что за козлетон??!
Мужики строители уже по третьей «пропустили» и всё перебирают смешные фамилии. Тут маленький старикашка, чтобы его хорошо было видно, встаёт ногами на сиденье, начинает рассказывать:
–В коридоре одной конторы две сотрудницы Света и Маша разговаривают друг с другом. Мимо проходит третья и здоровается со Светой.
–Кто это?– спрашивает Маша Свету.
–Лена Пшеничка, из планового отдела практикантка,– уточняет Света.
–Пшеничка-а!??– удивлённо переспрашивает Маша. – Да я бы с такой фамилией удавилась.
Старичок держит театральную паузу, чтобы вокруг малость угомонились, и говорит:
–Фамилия самой Маши была Ко-бы-лян-ска-я.
Снова хохот, грохот дверей, «коробейники».
Траурный портрет убиенной женщины грустно взирает на всё происходящее. Ей теперь всё равно, куда несётся эта масса: в тартарары или до нужной остановки.
«Не могу-у-у-у-у-у!»– визжит гудок электрички и тонет в снежном хаосе.