— Бедная моя девочка, как ты не зачахла там? — Он тискает меня вроде бы шутливо, но мы оба понимаем, что это такой законный способ немножко потрогать друг друга, не нарушая клятв.
— Я купила много-много плетеных ярких ковриков, — хвастаюсь я. — Как у бабушки в старом доме были. Ужасно скучаю по нему, но бабушка одна уже не справлялась, пришлось продать и переселить ее к маме. Там такая яблоня росла! Яблоки огромные, почти белые и сладкие невозможно!
Я осекаюсь, потому что Богдан смотрит на меня… Ох, как он смотрит!
Нежно и пронзительно одновременно. Будто жалеет, но при этом еще и любит. И очень хочет что-нибудь сделать… Но нельзя.
Хотя кое-что можно же?
Он подтягивает меня ближе к себе, вынуждая взять его под руку, быстро целует костяшки пальцев и тут же отворачивается, ненатуральным бодрым голосом восторгаясь:
— О, смотри, какая люстра прикольная!
— Вау! — Я даже подпрыгиваю, потому что люстра и правда чумовая. — Жаль, ее себе никто не захочет из клиентов, я бы прямо вокруг нее интерьер выстроила!
Богдан отклоняется и снова смотрит на меня очень-очень странно.
— Что? — пугаюсь я. — Что случилось?
— Ты такая красивая, когда загораешься своей работой, — говорит он. — Любовался бы и любовался.
— А в остальное время не такая? — надуваю я губы, прекрасно понимая, что провоцирую, что флиртую, хотя нельзя. Но так сложно держать себя в руках, когда точно знаешь, что этот прекрасный сильный и суровый мужчина — правда-правда! — с радостью подхватит игру. Улыбнется. Не одернет. И… теперь я знала, что еще он — вовремя остановится.
Можно ему доверять.
— В остальное время ты нежная, — говорит он, и я даже начинаю сомневаться в последних выводах.
— Это я-то нежная?.. — бурчу смущенно.
— Поверь мне… брутальному мужчине, — смеется он. — Мне виднее.
Ехать обратно ужасно тяжело. Но невозможно насовсем сбежать в мир фантазий, в нашу на двоих уютную вселенную, где все так, как должно было быть… если бы мы встретились раньше.
Мы молчим всю дорогу до дома, только сплетаем пальцы — не позволяя себе большего.
Меня потихоньку начинает грызть чувство вины за этот побег от реальности. От своих собственных твердых решений. О чем думает Богдан, когда вот так хмурится, глядя на совершенно пустую дорогу, — я не знаю. Наверное, и знать не хочу. Своей вины мне больше, чем достаточно.
Когда у него звонит телефон, лицо его на миг светлеет. Он говорит:
— Алло! Привет! — Но потом слушает, что ему говорят, и грозовые тучи вновь застилают небеса. — Прямо сейчас? Хорошо. Не волнуйся. Да, заеду.
Он поворачивается ко мне, и по его лицу я вижу, что разговор будет… сложным.