По сложившейся системе, я опять отправился в Германию, дожидаясь, пока следствие вынесет решение по Кобылину — в положительном результате я ни капли не сомневался.
Отец и Виола жили у ее сестры в Нюрнберге, в двухэтажном особняке. Уверен, что родственники мачехи испытывали некоторые неудобства в связи с этим вынужденным соседством, однако ни разу не попрекнули нас, за что я был им безмерно благодарен.
А сейчас сестра и вовсе уехала с мужем в отпуск, оставив дом в нашем полном распоряжении. Я толкнул плечом массивную деревянную дверь и неспеша вошел в просторный холл. Преодолев арку, направился в комнату отца. Он полулежал на кожаном диване и листал какую-то немецкую газету.
— Язык учишь или просто картинки смотришь? — выдал я издевку вместо приветствия и рассмеялся.
Губы папы тронула добрая улыбка. Он осторожно встал и подошел ко мне, чтобы обнять. Да, чувство вины творило с ним чудеса.
— Привет, сынок, как там дела? — не церемонясь, спросил о главном.
— Неплохо, — неопределенно начал я, сохраняя интригу, но быстро сдался. — Кобылин под следствием. Думаю, скоро его закроют, а нам вернут имущество.
— Отличная новость, — вымученно улыбнулся отец и пролепетал шепотом. — Прости меня, сынок.
Он просил прощения каждую нашу встречу, и мне это порядком надоело.
— Если еще раз скажешь это, и я сдам тебя в дом престарелых, — усмехнулся я и похлопал отца по плечу, а потом добавил серьезно. — Твой поступок чуть не разрушил всю нашу жизнь, и я надеюсь, что ты никогда больше не повторишь ничего подобного…
Анатолий кивнул и хотел сказать что-то еще, как в комнату нерешительно вплыла Виола, замерев на пороге. После того случая с поцелуем мы с ней не общались. Я воспринимал ее исключительно как сиделку для папы и целенаправленно избегал ее общества, да и она не обременяла меня своим долгим присутствием. Однако сейчас Виола была настроена решительно, устремив на меня свои голубые глаза и легко кивнув головой, приглашая на разговор.
— Чего ты хотела? — хмуро спросил я, когда мы оказались вдвоем в кабинете.
— Я хотела извиниться, — начала Виола.
— Извинения не приняты, — холодно отрезал я и собрался уходить.
— Подожди, пожалуйста! — коснулась мачеха моего предплечья, и я тут же отскочил от нее, как от прокаженной. — Мне было так тяжело, я отчаялась, и…
— Мне это неинтересно, — грубо перебил ее я. — Я ценю то, что ты приняла моего отца и ухаживаешь за ним сейчас. В данный момент мы зависим от тебя и твоей сестры, так уж получилось. В противном случае тебя давно не было бы рядом с нами. Как только я верну имущество, мы с отцом уедем. Я оплачу твоей сестре все издержки, но тебя в нашей жизни я не больше видеть не хочу.