От сессии до сессии (Горбачева) - страница 78

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Ничего, что я не одета? Как спала в просторной сорочке, так в ней и спускаюсь. По-домашнему. Насколько помню, соседи от этого места удалены на множество километров, ничьих визитов не предвидится. А кушать очень уж хочется, и мне, и тем, кто в моём животе начинает вдруг активно о себе напоминать.

Облом-с. Пирогов не осталось.

В недоумении обвожу просторную кухню-столовую взглядом. На обеденном столе пусто. На разделочном — та же картина. От плиты, соседствующей с небольшой печуркой, такое ощущение, что веет холодом. Так и есть, и печка остывшая. И кота, паршивца, на его барских подушках не видно; хозяйство запущено, а он где-то дрыхнет! Одно слово — Баюн!

Из круглой норы в плинтусе рядом с печкой высовывается белая мордочка и замирает, уставившись на меня глазками-бусинками. Затем, выдав истошный писк, скрывается. Под половицами закипает бурная жизнь: будто какие-то крошечные существа в панике мечутся, переговариваются тонкими голосами, подбадривают, командуют… Заинтересованно послушав, всё же переключаюсь на более насущные проблемы и подхожу к печной заслонке. Смогу сама растопить? Справлюсь ли? И есть ли вообще смысл, если готовить окажется не из чего? Наконец, догадываюсь пошарить по шкафчикам. Ага. Тут у нас крупы разные, мука пшеничная и овсяная, связки сушёных грибов, баночки варений и солений… Хорошо. А вот это, похоже, нечто вроде ледника со знакомым мне охлаждающим плетением, и запрятаны там молоко в расписной крынке, горшочек топлёного масла, десятка три яиц в лукошке, решето с крупной белой малиной… Живём!

Где же, однако, Тим-Тим? Неужели и в самом деле до сих пор дрыхнет?

Несколько обеспокоенно вновь проверяю печку. Это же как долго она остывала? Ну, ладно, допустим, кот, когда предупреждал, что спать будет долго, объяснив тем, что ему силы восстанавливать надо. А я-то отчего сколько времени в постели провалялась? Вроде особо не потратилась, всю ночь за ним хвостиком бродила: он — ведущий, я ведомая…

Между прочим, в дровяном ящике рядом с печью — ни одного полена. Чем, спрашивается, топить, если мне такая блажь в голову придёт?

— И-и-и…

Под непрерывное разноголосое попискивание из норки один за другим, бесконечной чередой, словно рассыпающиеся бусины, выскакивают белые мышата. И… Не верю своим глазам. Они строятся не просто в шеренгу. В две шеренги, с просветом между ними, с тремя «бусинами» в основании и дополнительным косым рядком в завершении колонн. Поначалу мне кажется, будто, подобно китайским спортсменам, выстраивающим живые фигуры, они пытаются изобразить единицу. Но когда с первой диагональю смыкается под углом вторая… я понимаю: это стрелка! Большущая живая стрелка!