Квартира полкового доктора представляла собой кабинет, который служил и приёмной. Между бескрайних стеллажей с книгами скрывалась ещё одна дверь, судя по всему, ведущая в более интимную часть жилища. Два окна, одно во двор, другое на улицу. Судя по всему, лазарет, если он был, то находился отдельно.
– Вера Павловна, это Роман Гавриилович Иванов, наш целитель. Тысячу раз спасал меня из затруднительных положений. – Лекарь кинул строгий взгляд на Толстого и коротко мне кивнул. – Роман Гавриилович, это Вера Павловна Оболенская…
Я сделала неуклюжий книксен, всё ещё придерживая руку, а Толстой принялся рассказывать о нашем небольшом приключении. Когда он закончил, врач бросил на меня уже более теплый взгляд. Понятно, за кого он меня принял в первые секунды. Как и повозчик. Но рассказ Фёдора Алексеевича, кажется, убедил его в обратном.
– Мадемуазель, вы позволите? – Иванов подошел ко мне, протягивая руки к плечу, обращаясь по-французски. Понятно почему, ещё один тест.
– Конечно, доктор, если вы поможете мне снять шляпку, в ней очень душно. – Отвечала я, еще и присовокупив это вежливой, насколько позволяла мне боль, улыбкой. Врач смягчился на глазах. Ага, конечно, какова вероятность, что улицам Петербурга бродит проститутка в дорогом, приличном платье, которая свободно говорит по-французски?
Когда шляпка, которая и вправду мне уже жуть как надоела, была снята совместными усилиями, Иванов, ещё три раза извинившись за неудобства, осмотрел моё плечо и вынес вердикт: вывих. Поручик топтался позади, с плохо скрываемым волнением.
– Вправлять? – Вздохнула я, уже проходившая через эту неприятную процедуру. В детстве я была весьма непоседливым ребенком, и как-то раз уже неудачно падала с дерева. Поспорили с другом о том, кто быстрее доберется до самой макушки. В тот раз вывихнутая лодыжка казалась мне пустяком по сравнению со сладким вкусом победы.
– Увы. – Кивнул Иванов. – Не могу обещать, что больно не будет.
Я кивнула. А что мне ещё оставалось? При помощи врача и суетившегося рядом поручика, я легла на жесткую кушетку, которая, видимо, служила суровому доктору, ещё и постелью. На столике поблизости лежала нераскуренная трубка и свежая газета. Понятно, от чего мы отвлекли Романа Гаврииловича.
– Держитесь за что-нибудь, так будет легче.
– Вот. – Толстой был тут как тут. Встал на одно колено перед кушеткой, протягивая свою руку. – Вот, Вера Павловна, держитесь. Как бы я хотел, чтобы вы могли отдать всю свою боль мне!
Я не сдержалась от улыбки. Поручик с отчаянным желанием мне помочь, заставлял сердце теплеть. Я с коротким «Спасибо», и правда левой рукой вцепилась в его предплечье.