Земля покрывалась льдом. Даже не снегом, а именно льдом. Ветер и холод пронизывали все вокруг и замораживали все на своем пути. В маленькой каморке, забитой коробками и теплыми вещами, сидели под одеялами, трое молодых людей. Небольшая масляная лампа освещала их убежище, но была не в силах прогнать холод, что окутывал их тела.
— Саша, не спи. Пожалуйста! Не спи.
Девушка всхлипнула и слабо потрясла сестру, что сонно привалилась к ее плечу.
— Даша, я устала, … — отмахнулась она.
— Глеб!
Парень поправил на девушке шапку и стер слезы.
— Глеб…
— Прости…
— Неужели, надежды нет?
— Я даже не смог выйти на улицу, все заморозило. Люди застыли ледяными столбами.
Дремавшая девушка вдруг зафыркала и, открыв глаза, посмотрела на сестру и ее парня.
— А помните, говорили, что будет конец света? То метеорит врежется, то восстание машин будет, то потоп… а мы просто замерзаем…
— Это не конец света, — покачала головой Дарья. Саша улыбнулась ей, спорить сил не было ни у кого. Несмотря на теплые одежды, тела леденели, и это чувствовал каждый из них, только признаваться в этом и пугать друг друга никто не хотел.
— Даша, расскажи, что-нибудь, — попросила Саша, опуская голову на колени сестры.
— Когда все это закончится… Давайте поедем на море…
— Почему на море? — поддержал ее Глеб, обнимая за плечи.
— Мне кажется, на море всегда должно быть тепло… Солнце, песок. Я просто никогда не видела моря…
— Я тоже…
Саша открыла глаза, непонятная дрожь прошла по телу, она увидела, как ледяной иней, словно гонимый ветром прибой, побежал по коробкам и вещам, подбираясь ближе к закутанным телам. Саша застыла, дыхание замерло в груди, и в затухающем сознании отозвалось удивление.
Девушка никогда не думала, что пламя может замерзнуть.
Триста лет спустя
Город в сумерках вечера играл разноцветными огнями. Именно в такое время разница между центральными районами и зоной нулевого контроля становилась очевидной.
Центральные улицы встречали прохожих яркими вывесками, рекламами, зазывающими в небольшие ресторанчики голограммами, а зона начинала сиять силовыми, защитными линиями. И, если на улицах города, помимо музыки, слышался смех и гомон людей, сигналы машин и крики зазывал, то зона погружалась в ядовитое молчание. Молчание, позволяющее выжить.
Как бы общество не развивалось, но всегда будет черта между бедными и богатыми, преступниками и праведниками, людьми, уважающими закон, и теми, кто отринул мораль и жил, как хотел. Наследие Человечества находило в этом проявление воли, свободы и прав человека.
