– Готова? – голос явно мне был знаком. Мои сопровождающим оказался все тот же мужчина.
– Да, – сипло ответила.
– Надень повязку, – перед моим лицом скользнула темный кусок материи.
Я без всяких препираний взяла повязку, закрыла глаза и тут же полыхнул свет, который я ощутила бы даже кожей.
В этот раз мы шли молча. Я погрузилась в свои ощущения и практически не заметила, как мы спустились на первый этаж и оказались возле входной двери.
– Надеюсь больше не увидеть тебя здесь, – все таки не сдержавшись ввернул колкость циничным голосом мой провожатый.
– Не увидите, – крякнула в ответ и тут же меня обдало холодом пахнувшим через открытую дверь.
Я оказалась выставленной на улицу в считанные секунды, а через несколько минут сидя в салоне автомобиля заливалась слезами, обвиняя во всем что со мной случилось Димку.
– Вот искренняя уважуха у меня к таким как ты, девочка, – как бы хвалил меня, старик, шелестя деньгами, пересчитывал их.
Я скукожившись сидела на заднем сиденье черного внедорожника, трясясь то ли от холода, то ли от страха. Черт, разберешь.
– Там ровно десять тысяч, – проговорила, всеми силами унимая дрожащую челюсть.
– Нет, девочка. Денежки любят счет. Я не привык доверять словам, – холодно произнес старик. – Тем более твой брат, сильно подвел меня. А ты куда-то торопишься?
Я решила не отвечать на его вопрос. Не его это дело. Отвернулась к окну наблюдая за тем, как кружатся редкие снежинки в воздухе. Так странно видеть снег, когда еще сегодня днем жаром пригревало воздух солнце.
– Эй, ты что оглохла? – в голосе старика услышала недовольство и в зеркало заднего вида увидела, как зло сверкнули его глаза.
– Нет. Не спешу, – скупо ответила.
Если ему так интересно, то лучше не буду нарываться. Может так быстрее отпустит.
Старика видимо удовлетворил мой ответ, поэтому он больше не лез ко мне с расспросами, продолжил считать купюры.
Напряжение в салоне нарастало. Уже через несколько минут шелест бумаги в буквальном смысле взвинтил мои нервы до предела.
Мне хотелось заткнуть уши и пробкой вылететь из этого замкнутого ада.
Я до сих пор только и могу то делать, так это думать о том, что я стала продажной девкой.
Даже то что пошла на это рази брата и себя, никак не умоляли моих чувств презрения к себе.
– Ну, что девочка. Все верно. Теперь можешь быть свободна. Брату передай, что если не хочет больше попадать в неприятности, пусть найдет работать грузалём и не лезет туда, где ему не место, – пробухтел старик густым басом, а я уже открыла дверь автомобиля, и выскользнув на улицу захлопнула ее.