– Эй! – крикнул он девочке.
Я умоляющим взглядом посмотрел на него, мысленно прося заткнуться. Не подействовало.
– Ты как здесь оказалась?
Я готов был его ударить. Зачем? Зачем он это делает?! Неужели у него нет этого чувства тревоги, которое меня, например, в данный момент разрывает? Или это я параноик? Я взглянул на Ксюху. Судя по застывшему на её лице ужасу, она была такого же, как и я, мнения. А где Макс?! Краем глаза я заметил, что он всё ещё стоит в проходе и, прижавшись к стенке, смотрит на нас, дрожа как осиновый лист.
– Эй! Я тебя спрашиваю! – ещё громче крикнул Серёга, прежде чем я успел толкнуть его в бок, чтобы он заткнул, наконец, свой рот.
Девочка перестала плакать. И медленно повернула голову в нашу сторону.
На станции повисла гробовая тишина. Я изо всех сил старался не смотреть на неё, желая лишь одного: чтобы всё это исчезло, чтобы всего этого не было. Но вместо этого девочка начала говорить.
– Я поотеряла своего мишкуу… Выы не виидели его?
Она как-то по-змеиному прошипела фразу, нелепо растягивая гласные, словно умственно отсталая. От этого дефекта её речи я моментально покрылся гусиной кожей. Какой-то странный вопрос для ребёнка в такой ситуации. Какого, к чёрту, мишку? Совсем двинутая? Забыла, где находишься? Какая-то сраная игрушка – это всё, что тебя сейчас волнует?!
Тем временем Серёга решил поддержать диалог:
– Ты здесь одна? Где твои роди…
Но она перебила его:
– Выы не вииидели егоо?
Точно двинутая! Пора было как-то заканчивать этот разговор. Пора было просто валить. Я набрался смелости и ответил:
– Нет, не видели.
Девочка наклонила голову набок. Мне показалось, что мой ответ ей очень не понравился. Она думала какое-то время.
– Выы найдете еегооо.
Я не понял, это как вопрос прозвучало сейчас или…
И тут я перепугался до жути.
Прядь спутанных волос отлипла ото лба девочки. Мерцающий луч продолжал тускнеть, но его света ещё вполне хватало, чтобы увидеть её лицо. Увидеть и ужаснуться…
Оно было обтянуто бледной, почти мертвенно-серой, морщинистой кожей. Потрескавшиеся, бескровные губы слегка подрагивали. Помутневшие, будто у покойника, зрачки навели было на мысль, что девочка слепа, но… твою же мать, я нутром чувствовал, что она смотрит прямо на меня. И взгляд этот был… голодным, что ли. Девочка вдруг повела носом, втягивая воздух, и я заметил, как её рот начал медленно растягиваться в уродливую улыбку, обнажая ряд сгнивших зубов, а затем и вовсе в какой-то хищный оскал. В моей голове мольбой трепетала единственная мысль: "Только бы не погас свет, только бы не погас…".