Скорей всего этот необратимый процесс начался еще раньше, просто Илья не мог найти смелость признаться себе в этом. Одновременно с ростом плода в утробе, росла и отчужденность матери, будто бы она проваливалась прочь из мира: живого мира красок, радости и действий, куда-то в черную дыру, лежащую за горизонтом событий, туда где душа перестает быть подотчетна разуму. Она не могла этого объяснить, да и не пыталась особо. Возможно потому, что была уверена — это невозможно понять никому кроме нее, а может и сама толком ничего не понимала.
Именно тогда и возникло предчувствие, что их скорое расставание неизбежно. То самое предчувствие, что однажды поселившись в человеке, растет неуклонно и быстро, оборачиваясь в один прекрасный день свершившимся фактом. Возникло оно где-то глубоко, в том самом загадочном предвидящем органе, который все знает, чувствует и понимает задолго до прихода отчетливой уверенности.
Несколько месяцев потребовалось Илье, чтобы примирить себя с этой мыслью, принять ее, но, когда Джину вот-вот предстояло появиться на свет он был готов. Спокойно, без ругани и лишних слов, обсудив лишь немногие технические моменты, прежде влюбленные, которые когда-то были уверены, что нет и не может быть смысла в раздельном существовании, расстались. Юки вернулась на родину и пропала со всех радаров.
Их ребенок — Джин Бельштейн получился. Именно так, просто получился и все тут, лучше не скажешь.
Илья посмотрел на сына, сосредоточенно полирующего маленькой тонкой ручкой и так идеальную стену башни песчаного замка, что высотой своей уже превосходил сидящего на попе маленького мальчика. Черноволосый, больше с европейскими чертами лица, но с по-азиатски раскосыми, удивительно синими глазами, маленький архитектор встал и принялся медленно расхаживать вокруг своего творения, критически осматривая то с разных сторон и ракурсов. Глядя на сына, бывший хакер подумал про себя полушутливо, что если вдруг у его отпрыска что-то не получится с учебой, то всегда можно будет пристроить его в модельный бизнес. Там подобный типаж вмиг оторвут вместе со всеми конечностями. Но пока думать об этом было рано, да и вряд ли такое могло случиться, учитывая гены паренька.
Илья специально не стал переименовывать сына попроще: в Сергея, например, или Виктора, или не дай бог в Александра, численность которых по его наблюдениям, ну никак не хотела снижаться. Он полагал, что неординарная внешность и происхождение заслуживают и неординарного имени. Ну а если, его сына, чего доброго, потянет к другой половине своих корней — на восток, то пусть и там он тоже будет своим.