- Да что ты такое говоришь?! - возмутилась девушка.
- Ну, ладно, доказываю, - он открыл блокнот и начал читать. – «Этот сукин сын мне всю душу вывернул!»
или: «Я ведь, как дура, влюбилась, поверила, в Москву поехала», но больше всего мне вот это нравится: «Этот
наглый сексуальный маньяк у меня еще помучается». Твои цитатки, между прочим.
Василиса рассмеялась. Она действительно все это кричала и Киру, и сама себе в подушку, когда думала, что
никто не слышит.
- Ну! И кто тут будет мне говорить, что не влюблен по уши в господина Пивоварова?
- Сашка, обещай, что поможешь мне его труп спрятать, если что...
- Да не вопрос! Закопаем в лучшем виде! - довольно отмахнулся профессор. - Я, если надо, всех своих
двоечников припашу, потом и экскаваторами не дороют!
- Ты действительно думаешь, этот мерзавец на самом деле меня любит? - уже тихо, почти шепотом, Василиса задала самый сложный вопрос.
Профессор повернулся и, глядя ей в глаза, тихо и ласково ответил:
- Васька, мужчина, который добровольно усыновил твоего кота, не может быть мерзавцем! - он развел
руками и извинительным тоном добавил. - Вот я, твой лучший друг, ни за что бы Фильку не взял, а он принял.
Мается с ним, возит туда-сюда, никому не отдает. Разве это не любовь?
- Саш, ну у тебя и логика...
- Да ты представляешь, как он детей твоих боготворить будет? Эх, что ж ты у меня такая глупая? Тебе
счастье на четырех колесах привалило, а ты тут все в лягушку обратиться хочешь и на болото ускакать.
Против такого найти возражения было трудно. Василиса и Грабовский еще немного посидели, а потом
девушка сама выпроводила профессора за дверь. Дальше оттягивать неизбежное смысла не было. «Будь, что
будет!» - сказала она себе.
В комнатке сторожа стало совсем тихо. Она сбросила с плеч старый шарфик, что выдал ей друг, и
приготовилась ждать. Столько, сколько понадобится. Лягушонке вдруг остро захотелось стать принцессой, и
чтобы у ног был только лучший, красивый и достойный принц, а лучше - Серый волк.
Напряжение куда-то ушло, словно уже было сделано самое важное дело. В голове бессвязно кружились
мысли, ветер стучал в грязное окошко, а она ждала.
Дверь отворилась тихо. Ни противного скрипа ржавых петель, ни треска ссохшихся досок - просто
открылась дверь, и вошел он. Привычный мир качнулся и рухнул в пропасть.
Никто из них так и не понял, как девушка оказалась плотно прижатой к старому столу, а горячие мужские
руки добрались до платья и сразу же стали его стаскивать. Досадное препятствие. Не до него. Вслед за платьем
в угол полетел пиджак и рубашка. Лишь черная строгая бабочка и брюки - на нем и кружевное алое белье - на