Может, их просто поднять за шиворот и лбами стукнуть? А что? Я могу. Но сначала выпишу им напутственную речь.
— Вас родители учили в детстве, что маленьких и слабых обижать плохо? А знаете почему? Потому что защищать маленьких и слабых моя задача, — говорил, показательно закатывая рукава рубашки, — а со мной лучше не связываться.
Эти двое сначала стали похожи на две тыквы — а потом прыснули со смеху. Содрогаясь в пьяном угаре, Глеб сказал:
— Ты себя в зеркало видел, трахарь-террорист хренов?
Я сделал вид, что шутка просто умереть не встать какая смешная. Вот только прокурор не оценил ее, хотя мог бы по-дружески улыбнуться. Вместо этого, поднялся из-за стола с серьезным видом — он явно был раза в три трезвее Глеба. Ну, значит, хорошо запомнит урок.
— Знаешь, — обратился к нему, — как долго может избавляться побитая женщина от психотравмы? Всю жизнь — и так и не избавиться. Думаю, несколько переломов, после которых ты не сможешь ходить, будет равносильно совершенному поступку.
— Что ты, что ты… — говорил прокурор, закатывая рукава голубой рубашки. — Я ее вовсе не бил. Просто наподдал несколько раз, чтобы рыдать перестала.
Вот сука! Я ему сейчас не только ноги переломаю, а еще и челюсть в крошево разобью, чтоб больше ни одна девушка на него не посмотрела.
Почувствовав, как от злости дрожит блок на даре, я глубоко вдохнул-выдохнул. Если сорвусь, то разнесу кухню, убью обоих и даже не замечу, как быстро. Нужно контролировать эмоции.
— Погоди, че, бля? — поднялся, покачнувшись, Глеб. — Ты мою Майку бил? — Несмотря на то что он был пьян, выпад рукой сделал быстрый и схватил опешившего прокурора за шиворот.
— Тихо, тихо, брат! — пытался оторвать руку Глеба от своей рубашки. — Ты же сам сказал, отбить у нее желание гулять на стороне. Да и не бил я ее сильно… Даже синяков не осталось.
— Ах ты пидор! — Крепкий кулак с такой силой впечатался в челюсть прокурору, что того откинуло через стул на пол. Глебу показалось мало, и он, отбросив стул, ринулся вниз, явно собираясь вмазать добавки.
Наблюдая за тем, как Глеб с особым остервенением избивает своего дружка, я думал: присоединиться или дальше наблюдать за бесплатным цирком?
— Иди сюда! — махнул рукой мне Глеб, приподнявшись. — Будем ломать падле ноги! — И сам схлопотал в челюсть от немного пришедшего в себя прокурора.
Нет, если еще и я присоединюсь, то это будет избиение младенцев. Наблюдая за тем, как эти два придурка метелят друг друга, я как-то даже начал чувствовать, что мой запал угасает, а здравый рассудок возвращается. Ну, сломаю я ноги прокурору, а Глебу челюсть. И что потом? Похвастаюсь Майе, какой я молодец? Лучше сделать все, чтобы выжить этой ночью, а потом поднять связи и постараться обоих упечь за решетку. А сейчас оставить дверь открытой и вызвать полицию. Пусть разбираются как хотят.