Пофиг, отмоюсь потом.
Я подбежала к стеклянным дверям. Остановка, на которой надеялась выйти, проскользила мимо. Похоже, автобус не собирался нигде тормозить. Он вез меня все дальше по городу безжизненно-тусклого цвета. И на серой картине улицы вдалеке сверкнули белые пятна билбордов. На ближайшем из них светло-бордовой краской было написано: «В живых». На следующем: «никого». Дальше: «не осталось».
«Ты»
«их всех»
«убила!!!»
Видимо, надписи адресовались мне. Но это бред! Я физически не могла убить все человечество.
Мой взгляд опустился на перепачканные кровью руки. Тогда откуда она взялась? Капли багряного цвета стекали по пальцам и падали широкими кляксами на темно-серый пол. Только сейчас я заметила, что бывшие когда-то белыми кроссовки выпачканы мелкими брызгами грязи. Будто я бегала по лужам среди вспаханного чернозема. Ну хоть это вытереть у меня должно получиться.
Я присела на корточки и теперь разглядела, что брызги были не черными, а темно-бордовыми — запекшаяся кровь.
Черт, она везде. Надо скорее выбираться из этого треклятого автобуса и искать место, где можно переодеться и вымыть руки.
Под креслом мелькнул красный баллон огнетушителя. Недолго думая, я достала его и изо всей мочи запустила в одно из широких окон. Стекло раскрошилось, пропуская сквозь себя огнетушитель и давая мне шанс выбраться. Я залезла на сидение, разломала сильнее окно и выпрыгнула на дорогу.
Боль от столкновения с твердой поверхностью асфальта оглушила меня. Топя крик за плотно сомкнутыми губами, я прокатилась несколько метров, пока не столкнулась с линией бровки. Тело настолько гудело и мучилось от боли, что я точно поняла: второй раз в жизни не повторила бы подобный трюк.
Когда автобус отъехал достаточно далеко, тишина тяжелым покрывалом опустилась на меня. Она душила, настораживала, но я продолжала лежать с закрытыми глазами в ожидании того, что боль отступит.
Нечего бояться. Непохоже, чтобы в радиусе нескольких кварталов здесь чувствовалась жизнь.
Что-то с аппетитом вгрызлось в мою лодыжку. Острая вспышка боли вмиг встрепенула меня. Я подорвалась на ноги и лихорадочно принялась задирать джинсовую штанину. Огромный черный жук с глянцевым панцирем впился в кожу так исступленно, будто вечность не кусал никого. Сцепив зубы от отвращения, я потянулась к нему пальцами. Но прежде чем прикоснулась к жуку, он отвалился сам. Упал панцирем на асфальт и даже не зашевелил лапками. Умер?
Проверять не горела желанием. И рану трогать не стала — должно быть, она скоро сама затянется. Поэтому я просто опустила штанину и выпрямилась.