Он, без преувеличения, красив. Работая в автосервисе, где было множество разных клиентов, и обеспеченных, и не очень, я видела много мужских лиц. Но ни одно не притягивало мой взгляд с такой силой. Ни одного мужчину мне не хотелось разглядывать или коснуться так, как хочется это сделать сейчас. Все морщинки на лбу разгладились, а упрямые губы, что не так давно жарко целовали мои, слегка сжались. Блуждая взглядом по лицу мужчины, неосознанно делаю еще шажок и только сейчас замечаю легкую седину. Волосок, два, что проглядывают в покрывающей скулы щетине и на висках. Они его не портят, нет, нисколько… даже красят. Придают еще больше мужественности. Если такое вообще возможно.
Грудная клетка мужчины мерно вздымается под тонкой тканью светлой футболки, а я залипаю на его определенно накачанных руках, что сложены на груди. Рельефные мышцы и слегка выступающие синие венки приковывают взгляд. Сильные, мужские руки, в которых, наверное, так… уютно и безопасно.
Неожиданно объект моих гляделок завозился на диване, и я клянусь, что в этот момент перестала дышать. Думала, что вот-вот он откроет глаза, и я буду поймана с поличным. Но вроде пронесло. Беркутов повернулся на бок и даже не думал просыпаться.
Че-е-ерт, Лиса! Надо уходить, пока мое любопытство не замечено, но не могу. Словно приросла ногами к полу. А он так крепко спит, что точно меня не почувствует. Не почувствует же?
— Лиса… — слышу топот босых ножек и тихий шепот за спиной. Не Беркутов, так его милейшая дочурка — все равно застукали. — Доблое утло!
— Доброе утро, малыш, — шепчу, разворачиваясь к Ромашке, что идет ко мне со своим любимым Бубой и трет кулачками глазки. — Ты уже проснулась? — присаживаюсь на корточки, тут же получая крепкую порцию объятий.
Мамочки, как это приятно!
На губах сама собой расцветает улыбка, пока наблюдательная госпожа не шепчет тихонько:
— Папуля узе плиехал? — куда-то мне в волосы и я киваю в ответ.
— Да, приехал.
— А ты посему на него смотлела? — отстраняется малышка и так хитро-хитро заглядывает мне в глаза.
Упс.
— Я… хотела… — лихорадочно соображаю, что бы сказать, но Роберта делает собственные выводы:
— У меня класивый папа, да? — все так же тихо, чтобы не разбудить родителя, интересуется лисичка.
Попала, так попала!
— Очень, — вздыхаю, понимая, что врать ребенку язык не повернется.
— А у тебя есть длуг? — невинно хлопают ресничками голубые глазки.
— Не-е-ет… — отвечаю, совершенно не понимая, к чему девчушка клонит.
— А у папы нету подлуги.
— Кхм… — прочищаю горло, с трудом сглатывая ком. — Так, давай, Ромашка, — беру крохотную ладошку и тяну за собой. — Пойдем умываться.