— Я разделяю, — выдвинулся вперед крепкий Ербол. — Одно и то же дело для меня приятнее выполнять по собственной воле, чем по принуждению.
Руслан переводил взгляд с одного на другого — все кивали ему на последний вопрос.
— Ещё что? Веселье, свобода? Я так понимаю, свобода — для вас главный вопрос.
— Ты же сам говорил, — начал Антон, — что свобода — это великая ценность, свобода — это то, что позволяет тебе развиваться лучше и быстрее. Это бесценная вещь. Ты, ты сам научил меня многому про свободу, рассказал про все её плюсы.
— Я помню это, — ответил Руслан.
— Но как же ты можешь лишать нас этой свободы: свободы учиться или не учиться, вести себя на уроках хорошо или стоять на ушах, — вскрикнула Аня. — Тем более, все здесь стоящие — я абсолютно уверена в этом — выберут: учиться и хорошо вести себя на уроках.
Хотелось бы заметить, что несмотря на баррикады, как выразился Руслан, с обеих сторон было сильное желание общаться. Особенно со стороны диссидентов. Они понимали, что Руслан — это бриллиант, осознавали, что, общаясь с ним, кое-где споря — они безмерно обогащаются, быстрее растут в своём развитии. И хоть их сознание, при поддержке гордости, запрещало им это на данный момент, их душа и подсознание стремились к этому с трудно преодолимым упорством.
— Вот именно — все здесь стоящие, — спокойно заметил Руслан. — Вы судите по себе, а вы — и сейчас я не приукрашиваю — очень развитые и умные ребята. Вы, дай вам свободу, конечно, будете делать всё правильно — учиться, культурно себя вести. Но это вы — не только старшие представители второй смены, но и одни из самых совершенных и здравомыслящих из них. Сколько вас таких, пятьдесят, шестьдесят? А учеников во второй смене более семисот. За остальных вы поручитесь в этом? Что было до того, как я ввёл дисциплину? Хохот и непослушание во время уроков. Что насчёт успеваемости? Она заметно, весьма заметно улучшилась, благодаря моим нововведениям — вы сами это знаете и не станете отрицать. Значит эта дисциплина — лишение свободы, как вы ее называете, имеет положительный эффект?
— Да, но может нам как-то разделить: кому-то свобода, а кому-то дисциплина, — вставил Андрей.
— Исключено. Это дискриминация. Как ты скажешь человеку, что он тупой и поэтому для него правила, а его одноклассник умный и ему свобода? Только равенство всех перед законом делает закон сильным, а не посмешищем.
— Но ведь ты, ты сам занимаешься на уроке своими делами, — выпалила Тахмина. — Ты подарил себе право уклоняться от прославляемого тобой же закона.
— Что правда, то правда, Тахмина, — неспешно ответил Руслан. — Дело в том — я, конечно, не хвастаюсь — просто констатирую — что всё, что преподают мне наши учителя для меня как дважды два четыре, да и то, что будут преподавать мне в институте будет для меня не сложнее, может как трижды пять. Я здесь не с целью учиться — у меня другие задачи. Педагоги, понимая, что ничего нового дать мне не могут, освободили меня от уроков — они разрешают мне заниматься своими делами. И потом — для всех учеников, так уж получилось — я исключительный, а значит на мои исключительные права они не поднимут бунт, на ваши — да.