Просыпаюсь я от гадкого ощущения чужой руки на своей груди. Открываю глаза – Келли. Моя реакция в таких случаях всегда молниеносна и беспощадна, но эта сволочь оказывается быстрее – сноровка, очевидно, уже выработалась уклоняться от женских пощёчин и оплеух.
– Придурок! – шиплю на него с чувством, но достаточно аккуратно, чтобы никто не услышал.
Он только ржёт в ответ:
– Да ладно! Кому ты нужна…
И это – худшее из всего, что он мог бы мне сказать. Даже если бы обругал, было бы не так обидно.
Чуть позже, когда я уже заливаю кипятком свои мюсли, злая, обиженная на весь свет, и спорю сама с собой, уговаривая приготовить еды хотя бы для Лео, ведь он в принципе… именно от этого и хотел меня оградить, Келли подгребает с белым флагом:
– Слу-ушай, ну просто захотелось котика погладить!
Это он намекает на мою пижаму. У меня рождественский вариант комбинезона из микрофибры, мягкий на ощупь, светло серый, с едва заметными пятнами, как у гепарда. Жарковато в нём спать, конечно, посреди лета, но я чувствую себя защищённой. Тупая выходка Келли просто осквернила мой замок ночного покоя и умиротворения.
Я молчу. Слишком болезненными были его слова. И если бы у Келли было хоть немного здравого смысла, я уже не говорю о социальной проницательности, то он никогда бы ко мне не подошёл и не тронул. Но у придурка ничего из вышеперечисленного никогда, видать, и в помине не было.
– У, какой котик… мохнатый…
И хотя к груди он на этот раз не полез – только успел положить руку на талию, моё бедро со всем весом нанесённой обиды воткнулось в его пах.
– Ах, ты сссс*ка! – раскатывается на всю квартиру его ор, не сразу, правда, а секунд примерно через двадцать, когда первичный болевой шок отпустил, и ему удалось-таки разжать челюсть.
– Что он сделал? – буквально через пару минут Марлис слетает со второго этажа вниз, всё ещё пребывая в своих шёлковых шортах и рубашке.
– Ничего. Но я внизу больше не сплю. Убери, пожалуйста, ваши вещи из моей комнаты.
Марлис переводит взгляд на Келли, тот ещё дважды называет меня чокнутой, один раз шизанутой, и два раза больной.
– Кретин, – заключает вполне ровным голосом Марлис. – С сегодняшнего дня ты спишь на полу, я на диване.
– Никакой ты не котик, ты бешеная кобыла! – не унимается Келли.
Позднее, в менее эмоциональном состоянии он переименует кобылу в «пони».
Вторник и среда проходят относительно спокойно: гости моего босса продолжают осматривать достопримечательности, приходят поздно и слишком уставшими для веселья. Но вот в четверг никто никуда не идёт, а к вечеру они устраивают вечеринку. Лео спрашивает, умею ли я готовить знаменитую Британо-Колумбийскую гигантскую креветку, я говорю, YouTube точно знает. Тогда он спрашивает, какое пиво я пью, и я отвечаю, что вообще не пью. Он поджимает губы и больше ни о чём не спрашивает. Ближе к ночи Марлис поднимается в мою спальню с просьбой: