– А завтра не можешь? Мне неспокойно.
– Почему?
Марлис застывает и смотрит на меня в упор остекленевшими глазами.
– Я не знаю. Слышала бы ты, как он орал… когда ты ушла.
Хорошо, что я не слышала. С этой стороны он уже достаточно доходчиво себя показал.
– Нет, не могу, Марлис. По субботам я работаю в хосписе.
Она застывает на мгновение, потом понимающе кивает.
– А в воскресенье?
– А в воскресенье я отдыхаю.
– Да-да, конечно. Но я скажу ему, что ты вернёшься в понедельник, ладно?
Я пожимаю плечами:
– Ладно.
Утром понедельника под моими балетками хрустят осколки. Лео в своей коляске стоит у окна и рассматривает капли на стекле – всю ночь шёл дождь. Да и не только ночь – все выходные тоже. Он прекрасно слышит мои шаги, но не поворачивается и не здоровается. На кухне было бы чисто, как в аптеке – ни посуды, ни бутылок, ни окурков, ни даже коробок на столешнице или столе, нигде ни крошки – если бы не одно «но». Весь пол завален осколками: белыми, чёрными, прозрачными и полупрозрачными. Я прохожу по ним к шкафам, проверяю – все пустые. Всё перебил. Хорошо, что сковородки не бьются. Возвращаюсь в холл, проверяю ванную – идеальная чистота. Лео вначале везде убрал, и только затем перебил посуду. Что это может означать?
Я опираюсь бедром на край дивана и долго смотрю на завитки волос на его затылке.
– Мне кажется, тебе пора укоротить волосы. Подстричься, в общем. Хочешь помогу? Я умею.
– Нет, мне нормально. Спасибо.
Наконец, Лео поворачивается: на щеках щетина, под глазами круги, во взгляде измученность и… обвинения. У него снова был приступ, а рядом никого. Он с такой усталостью смотрит мне в глаза, что мои внутренности сами собой отрываются от всего, к чему были до этого прилеплены. Мне кажется, я физически ощущаю, как рвутся ткани, тонкие оболочки, нитки сосудов, плёнки внутри меня.
Ane Brun – You´ll Never Walk Alone
Во вторник в Ване снова дождь, и Лео фотографирует капли на оконном стекле. Я так тихо, словно шёпотом, крадусь за своей камерой и немо возвращаюсь. Прижимаю живот к арктически холодным плитам пола, настраиваю объектив. В кадр попадает только часть его затылка. Я жду. Жду, пока он почувствует моё присутствие – жужжание назойливого комара. Это происходит скоро: Лео немного поворачивает голову в сторону, но ещё не смотрит. Я делаю снимок. Он разворачивается сильнее – в моём объективе чёткая линия его полупрофиля – снимок. Ещё немного, и в кадре длинная, ровная, задранная кверху кривая ресниц на его веке – снимок. Чёткий профиль – снимок. Ещё доля секунды, и на меня направлен цепкий, бьющий, сочащийся раздражением взгляд. Этот парень способен даже искоса смотреть так, что земля рассыпается под тобой фиолетовой пудрой. Я назову этот снимок Взглядом Ориона из Преисподней.