– Что провоцирует эти вспышки?
– Ну… кроме того раза, когда накричал…
Я задумываюсь. Припоминаю факты, сопоставляю и провожу параллели. Внезапно, меня осеняет:
– Это всегда связано с одним и тем же.
Осознание в буквальном смысле придавливает меня к креслу. Диана молча ждёт, пока пациент в моём лице придёт к важным для себя выводам и возможно, где-то внутри самого себя найдёт ответы на свои же вопросы.
– Он делает это, когда я… опаздываю. Или провожу своё время где-то ещё.
– С кем-то ещё?
– Да, я тоже об этом подумала, и мне даже стало страшно. Нет, этим я его не провоцировала ни случайно, ни нарочно. Что это? Ревность к моему времени?
– Крик о помощи.
И вот здесь меня бросает в жар.
– Что?
– Это его способ прокричать просьбу о помощи. Есть люди, которые не умеют просить, но помощь им нужна не меньше, чем другим. Иногда даже больше. Вспомни, как ты начала этот разговор.
– Как же?
– Ты сказала: «Есть у меня один друг».
Я хлопаю глазами, хотя там – глубоко внутри – давным-давно всё знаю, просто отказываюсь это принимать. Диана выдерживает паузу, чтобы дать моим озарениям хорошо осесть и приняться.
– Потом ты быстро исправилась и подчеркнула, что парень, на деле, твой работодатель. Знаешь, что это означает?
– Что?
– Ты начертила границы, в рамках которых несёшь ответственность за многие важные для него вещи, но не главные. От главных – состояние его души или, если на моём языке, здоровье его психики – ты отгородилась. И ты наверняка знаешь момент, когда это произошло. Когда обязанности и ответственность друга остались в той, более интимной зоне. Вы оба начертили границу, назвав её «работа». Ты выполняешь работу, за которую, он тебе платит, остальное тебя не касается. Теперь задумайся, в какой момент появилась эта граница, и подумай о том, что я сказала раньше – есть люди, которые не умеют просить, но абсолютно все мы приучены покупать. Ещё раз: купить может любой, попросить – далеко не каждый.
Я сижу, замерев, как истукан. Диана довольна собой.
– Я могу и ошибаться, но, скорее всего, исходная точка вашего взаимодействия лежала очень далеко от схемы работник-работодатель. Ты ведь, бухгалтер, насколько я помню?
– Теперь лицензированный финансовый специалист.
– Тем более. А согласилась работать… компаньонкой? – улыбается.
Я вынуждена отвернуться – это слишком много для моей психики.
– Ты остаёшься за нарисованной границей «работа», а он ждёт тебя в той более интимной зоне, где обитают друзья. Ты не слышишь его, и он злится. Это если в сухом остатке вывести главное, отбросив всё сопутствующее. А если добавить сюда его комплексы, связанные с травмой и потерей определённых физических функций, беспокойство и недоверие, желание, вечно спорящее с доводами разума, то получится кипящий взрывоопасный коктейль. Всё, что ему сейчас нужно, как человеку – это тепло. Живое тепло того, кто рядом. Он так панически боится одиночества, что даже если остаётся на несколько часов один, теряет равновесие. Как мужчина он также желает сексуальной близости. Не смотри на меня так! Даже если физически он не способен на полноценный секс, в своей голове он остаётся мужчиной и определённый уровень тестостерона всегда будет в его крови. Особенно в двадцать три, когда после пика сексуальной напряжённости в жизненном цикле мужчины прошло всего пять лет. Секс, которого у него нет, всё ещё продолжает активно терзать его тело и мысли. Это просто биология, Лея.