Маменька предупреждала, что говорить с этим человеком о войне и увечьях — дурной тон. Но однажды я заметил его одиноко курящим на крыше, подошел и задал вопрос о страхе смерти. Родственник, которого я не видел ни до, ни после, ответил на удивление охотно.
— На войне вовсе не страшно, — сказал он, — там до боли тоскливо, словно черная неподъемная глыба нависает над душой. А так, ты просто сидишь полночи в туалете перед каждым сражением. В бою делаешь то, что тебе говорят и стараешься выжить. Страшно становится потом, через месяцы и годы. Когда осмысливаешь все, что творил сам, что творили остальные. Когда понимаешь, что все это неизбежно будет повторяться, пусть в другом месте и с другими людьми. Потому что нет никаких своих и чужих, есть сильные и слабые. И абстрактные ресурсы, как оправдание и повод.
Я подумал тогда, что не напрасно маменька притащила меня на другой конец планеты. Некоторые разговоры стоят того, чтобы потерпеть окружающий идиотизм.
— Человек, которого я ищу, родился в Ливане, — сказала Карла, вытряхивая меня из воспоминаний, — в христианском квартале Ашрафийе, восточный Бейрут. Их семья восходила к старинному роду, сами они считали себя потомками финикийцев, хотя тому нет никаких научных подтверждений. В восемьдесят пятом он бежал, сменив имя. Сейчас ему должно быть около сорока.
Я перевернул страницу.
С черно-белой фотографии улыбались восемь парней и девушка, одетые в неопрятную военную форму. Они прислонились задами к допотопному джипу с пулеметом. У одного в руках гитара, у двух других — автоматы Калашникова. Пулеметчик, оскалясь кривенькой улыбкой, изображал, будто целится в фотографа. У девушки на шее висел массивный крест.
— Бойцы объединенного христианского фронта, 1983 год, — сказала Карла.
Я невольно подумал о том, что все они давно убиты. Причем девушка погибла первой, она выглядела такой милой и беззащитной.
— Он здесь есть? — спросил я.
— Паяц за пулеметом.
— Мне нужно имя, не говоря уже о компьютере с выходом в сеть. Я не чертов экстрасенс, чтобы находить людей по фотографии. Я всего лишь умею угадывать коды, пароли и шифры.
— Ты можешь больше, чем думаешь, — сказала Карла.
Она начала меня раздражать. Я перевернул страницу. Ксерокопия газетного некролога с текстом, написанным арабской вязью. На нечеткой фотографии мужик лет двадцати пяти, в черной рамке с крестом. Кудрявые волосы и козлиная борода. На Ближнем Востоке, а также в некоторых неблагополучных кварталах Джерси, так выглядит каждый второй.
— Его имя Ауад Мансури, — сказала Карла, — и он как-бы погиб в апреле 1985, когда упал в колодец глубиной в несколько метров в долине Бекаа.