"Если гаснет свет — я ничего не вижу. Если человек зверь — я его ненавижу. Если человек хуже зверя — я его убиваю. Если кончена моя Россия — я умираю." З. Гиппиус
Тринадцатое апреля, как и положено тринадцатому числу, началось со звонков и лихорадочного решения разнообразных проблем: начиная от разбора обращений граждан, выслушивания рыдающих дамочек по телефону и заканчивая подписанием юридических документов.
А между тем, уже пора было ехать в Петросовет. Собравшись, Керенский вызвал «мотор» и отправился в Таврический дворец на встречу со своим «другом» Чхеидзе. Ещё до переворота с этим грузинским фруктом прежний Керенский часто встречался у него на квартире.
Удивительным было то, что значительную часть информации о себе любимом Керенский узнавал уже постфактум. Выяснилось, что в друзьях у него были разнообразные лица, как из числа революционеров, так и из числа либерально настроенного бомонда. А вообще, литературно-театральный бомонд бывает каким-нибудь другим?
К этим друзьям причислялись и Зинаида Гиппиус, вместе с мужем Дмитрием Мережковским. «Их надо было бы тоже посетить», — подумал Керенский. — Но когда и зачем?»
Как бы то ни было, сейчас автомобиль нёс его прямиком в Петросовет.
Подъехав к Таврическому дворцу, машина остановилась у парадного подъезда, выходившего на Шпалерную улицу. Керенский, легко спрыгнув на землю, захлопнул дверцу и отправился внутрь здания на встречу с Чхеидзе.
Таврический дворец производил унылое впечатление и за всё время отсутствия Керенского стал только грязнее. Паркетные полы с трудом выносили не свойственную им нагрузку, а залы на втором этаже только чудом не проваливались вниз, держась благодаря архитекторскому гению и большому запасу прочности. А ведь там заседали тысячи людей.
Попав в здание, Керенский отправился на поиски Чхеидзе. В зале заседаний его не было, в актовом зале тоже. В библиотеке находились совсем посторонние люди. В конце концов, Керенский нашёл своего партийного «товарища» в одном из кабинетов, где тот разговаривал с большевиком Шляпниковым.
Шляпников был ещё тем оригиналом, выходцем из староверческой среды. Рос он в приёмной семье и работал вроде как рабочим. Но с началом своей революционной деятельности большей частью жил в Европе, будучи рабочим и там. Отчего отлично знал и немецкий, и французский языки. Не правда ли, полезное умение?
— А вот и наш уважаемый Александр Фёдорович! Весь в делах, весь в заботах, — тепло, но иронично обратился Чхеидзе к подошедшему Керенскому. — А мы тут с большевиками обсуждаем приезд их товарищей во главе с Владимиром Лениным. Совсем недолго ждать осталось.