Он нёс откровенную чепуху, даже не осознавая этого. Его руки тряслись мелкой дрожью. Уже ни шофёр, ни адъютант не удивлялись, сочтя его реакцию неожиданным испугом из-за немотивированного нападения неизвестных.
А Алекс всё никак не мог успокоиться.
Всё случилось настолько быстро и неожиданно, что он вновь и вновь прокручивал в голове картины произошедшего. Лиц убитых он не видел, лишь только неясные белые пятна и неподвижные фигуры проплывали перед его глазами.
Да, дело было сделано, и грех на душу он уже принял. «Зачем он достал пистолет? Можно же было просто отдать деньги и идти спокойно дальше. Нет, он же решил, что так нельзя, и убил. С другой стороны, раз он повёл себя так, то мог быть убитым и сам. В конце концов, не он же первым напал?» Успокоение было слабым, но другого и не было.
Раздираемый этими противоречивыми чувствами, Алекс доехал до министерства. Войдя в свой кабинет, он первым делом зашвырнул оба разряженных пистолета в угол, открыл личный сейф и достал с его нижней полки полную бутылку французского коньяка. Вскрыв бутылку быстрым движением, Алекс торопливо приложился к горлышку, судорожно сглатывая крепкую ароматную жидкость.
Довольно быстро бутылка почти опустела, и на Керенского навалилось долгожданное алкогольное забытье. Он так и заснул, сидя на диване и сбросив с себя только разрезанное пальто и грязные окровавленные ботинки.
"Средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения." С. Капица
"Выгоднее вложить один доллар в прессу, чем десять долларов в оружие: оружие вряд ли заговорит вообще, а пресса с утра до вечера не закрывает рта." Р. Никсон
Четырнадцатое апреля для Алекса оказалось самым мучительным из всех дней, прожитых им в этом мире. С утра совесть уже не мучила, как и голова, после вчерашнего алкогольного опьянения. Но на душе было очень тяжело и плохо. Встав с дивана, Керенский поплёлся искать оружие.
Отыскав оба пистолета, он разобрал их и, достав маслёнку с оружейным маслом из коробки от браунинга, стал тщательнейшим образом смазывать детали. На душе было совершенно пусто и холодно, словно в космическом пространстве.
За этим, весьма необычным для министра занятием его и застал Вова Сомов.
— Александр Фёдорович?
Керенский очнулся от невеселых мыслей и нехотя поднял голову.
— А! Это ты, Вова. С сегодняшнего дня ты коллежский секретарь.
— А! О! Спасибо!
— Ты зачем пришёл? — переждав проявления восторга секретаря, равнодушным тоном спросил его Керенский.
— Да, вот, тут я… документы принёс.
— Оставляй и найди мне солидного купца, который вином торговал до сухого закона.