— Смешно, малыш, — закатил глаза мужчина, сцепив зубы. Явно обращение на «вы» сыграло в его настроении не последнюю роль, но я ничего не могла с собой поделать. А затем Дмитрий Петрович резко притянул меня к себе, не давая опомниться, затыкая мне рот жадным поцелуем. Диким и рваным, из-за плавных, нерешительных толчков. Он словно боялся, что я лгу. Страшился сделать мне неприятно. — Как ты, малыш? Что ты чувствуешь?
Дмитрий Петрович бережно поднимал мои бедра, а затем опускал. Одна его рука вклинилась между моих ног, дразня клитор. Каждый раз, когда я принимала его всего, он кусал мои губы, засасывал, терзал. Его язык властно скользил внутри, будто помечая «свое». Было в этом что-то грубое, но именно так, как требовалось.
— Тебе нравится? Скажи мне! — громко, рвано и совершенно невнятно отчеканил он. Я промямлила что-то невнятно, и тогда его член задрожал во мне, задевая какие-то особые точки. Такие, от которых башню напрочь снесло. Я запустила свои коготки ему под кожу и застонала в голос его имя. Имя, без фамилии. — Блядь, пчелка… Девочка моя маленькая. Моя!
Он кончил в меня. Благо, в презервативе, а я взорвалась вслед за ним, дойдя до пика благодаря реакции мужчины. Его голосу, словам, взглядам… Тело Дмитрия Петровича задрожало, прогнулось, на губах застыло выражение крайней степени наслаждение. Чем-то напоминало инсульт в исполнении пациента-мазохиста! Взгляд был грязный до неприличия, распутный, дикий. Он ловил мой стон, «выпивая» их своими губами, будто боялся что-то упустить, а я позволила себе распластаться на теле мужчины, быть закутанной в его стальные объятия. Крепкие и надежные.
— Кончила... Кто бы мог подумать, Машунь. В первый раз! Ты просто невероятный человек! Моя девочка… — хмыкнул он, утыкаясь носом в мою шевелюру. Его ладошка с хлопком обрушилась на мою ягодицу, и я всхлипнула неожиданно даже для самой себя. Только сейчас ощутив боль внутри. Будто натерла мозоль. — Черт, прости, пчелка. Прости меня… Сильно больно? Не шевелись, ладно? Я буду теперь более осторожным.
Его губы усыпали мои щеки легкими поцелуями и было в них столько бархатистой ласки, что невольно слезы потекли по щекам. Я не могла позволить себе признаться в тех чувствах, что вспыхнули внутри подобно спичке. Внезапно. Нежданно-негаданно! Они топили меня. Были неуместными.
Видимо, Дмитрий Петрович думал, что я рыдаю от боли и обнимал меня крепче, гладил, нежно целовал, нашептывая всякие милые глупости. Мы были, почти как влюбленная парочка. Ключевое и главное слово – почти.