Лёха же, наоборот, после удачной охоты выглядел как последний чухан. Рядом на земле трепыхался свинокарась, изо всех сил пытаясь ускользнуть в ручей, так что браконьера, можно сказать, взяли с поличным. Петрович молча копался в земле, изредка поглядывая на происходящее.
— Отвечай! — прикрикнул на него один из рыцарей.
Лёха встал на ноги и смерил борзых товарищей долгим взглядом, сморкнулся на траву, вытер пальцы о край мастерки. Бронированные ему как-то сразу не понравились.
— Я — Лёха. Пацан нормальный, — представился Лёха.
Петрович обычно после этих слов начинал целое представление, восхваляя доблесть Избранного, но в этот раз предпочёл дальше заниматься своими делами.
Рыцари переглянулись.
— Ты, бродяга, посмел охотиться на землях барона Индржиха! — прогудел из-под шлема всадник.
— Во-первых, я тут Герой, бля. Паладин Богини. А во-вторых, я знать не знаю, кто такой этот ваш Инржик. И срать я на его земли хотел, — нагрубил Лёха. — Вы, бля, кто вообще такие? Банки, сука, консервные.
Один из рыцарей схватился за меч, но другой, судя по всему, старший в отряде, остановил его жестом.
— Не больно ты на паладина похож! Скорее, на бродягу или юродивого, — сказал он. — Но в чём-то ты прав, рыцарская честь велит нам представиться, прежде чем отрубать тебе голову. Я — Ганс Этелийский, а это — Йозеф и Фриц, верные рыцари барона Индржиха!
Лёха опешил.
— Вы чё, бля, фашисты что ли? — протянул Герой.
Каждый год на День Победы он неизменно накатывал за дедов, которые воевали. Память о войне, впитанная с молоком матери, жила в его сердце рядом с ненавистью ко всему немецкому. Кроме БМВ. Бумер — машина чёткая, пацанская. А вот всё остальное Лёха ненавидел бешено. Хотя Мерседесы тоже неплохо. А про немецкие корни «Адидаса» он вообще не подозревал.
— Вы чё, бля, бронированные… — Лёха засучил рукава мастерки, готовясь повторить подвиг дедов.
Будь они на дороге, то рыцари просто разогнались бы и подняли Лёху на пику, как жука на булавку, но Избранный мудро расположил свой костёр на обочине, под защитой деревьев.
Рыцарям пришлось спешиться. Ганс достал огромный двуручник, Йозеф взял щит и меч, Фриц выхватил короткую булаву. Они построились клином и пошли в атаку.
— Чё, сука, втроём на одного? — хмыкнул Избранный, поднимая перед собой кулаки-наковальни.
Ганс Этелийский резко остановился. Йозеф и Фриц столкнулись друг с другом, бряцая доспехами, и тоже остановились.
— Погодите, братья, — произнёс Ганс, опуская меч и снова поднимая забрало. — Рыцарская честь запрещает нам втроём нападать на безоружного.