Долго разбираться он не стал. Он видел убитого незнакомца, он видел неизвестного мальчишку с окровавленной рукой, и видел сына, чьи губы были испачканы кровью. Его не интересовали причины произошедшего, его волновал результат. Он, глава семьи, должен был решить, как поступить с чудовищем, порожденным им самим, чудовищем, каковым он полагал теперь своего сына, и он принял решение, — маркиз скрипнул зубами, с трудом обуздывая застарелую ярость, — Анхель был изгнан из родного дома, отправлен на улицу вместе со своим другом, брошен на произвол судьбы, обречен на смерть. Так началась эта история… — он умолк, переводя дыхание.
Слушатель его молчал, ожидая продолжения, пытаясь осознать только что услышанное. Такие подробности были ему и в самом деле неизвестны и, признаться, он был благодарен своему собеседнику за то, что тот поведал ему их. Все-таки таким образом завеса над таинственным прошлым, приведшим к непонятному будущему, могла быть приподнята, таким образом он мог куда как лучше понять не одного врага, а сразу двух.
— Я больше не буду притворяться, Венсен, делая вид, будто рассказываю о ком-то стороннем, — альбинос резко обернулся и, приподняв подбородок, окинул собеседника долгим надменным взором прищуренных глаз, — Анхель Франциск Мактиере — так нарекли меня при рождении и, как я полагаю, вам это хорошо известно. Я рассказал вам об эпизоде из моего детства, о том, с чего началась моя новая, другая, настоящая жизнь. О том, за что я сам возненавидел ла Бошеров… — он скрипнул зубами, очень явственно пытаясь удержать свою ненависть, не дать ей разрастись еще больше, — Когда отец выгнал меня из дома, Чеслав помог мне. В свои юные годы он уже был докой в вопросе выживания на улице, и был способен оказать помощь и своему другу. Мы выживали изо всех сил, мы боролись за свое существование, пока в один прекрасный день не осознали, что наши способности и умения превосходят человеческие. Жить стало проще, но я не могу гордиться тем, ка́к мы добились этого. Не одна отнятая жизнь на моем счету, Венсен, не одна и на счету Чеслава. Нам пришлось стать ужасающими, жестокими, нам пришлось вырывать из чужих глоток свое право на жизнь… И мы вырывали. Мне сравнялось двадцать лет, когда я узнал, совершенно случайно из мимолетной пьяной беседы, кто был виновен в происшедшем со мною. Кто подослал того человека, незнакомца, вораса — да, я уже знал, как называется вид, к которому я принадлежу, — который изменил меня, который впустил яд в мою кровь и обратил меня в существо, так ненавистное моему отцу. Для вас это, должно быть, станет сюрпризом, Венсен… — он тонко, очень ядовито улыбнулся, — Несмотря ни на что, я знаю, вы полагали своего отца человеком благородным и не способным на подлость… Однако, вораса подослал именно он, он велел ему обратить юного Анхеля Мактиере, сломать ему жизнь, во имя мести, чертовой вражды, к которой я не имел отношения! По-вашему, это было справедливо? Это было благородно, спрашиваю я вас?!