* * *
Вспышка была настолько яркой, что Татьяне захотелось заслониться рукой, что, в общем-то, она и сделала, для надежности еще и закрыв глаза.
Свет немного померк.
Девушку окутало странное тепло, коснулось слуха тихое потрескивание огня. Не решаясь открыть глаза, она неуверенно потянула носом воздух и, почувствовав запах каких-то травок, каких-то благовоний, вдруг испытала неимоверно острое чувство дежа-вю и, перепугавшись его, распахнула глаза.
Кругом было красиво. Несмотря на то, что окружал ее теперь уже отнюдь не лес, и даже не живая природа, не признать красоту этого места было бы затруднительно.
Как, впрочем, и не понять, что это за место.
То, что каким-то образом оказалась во дворце, Татьяна поняла сразу — где же еще могут быть столь богато изукрашенные изящной лепниной стены, где еще может царить такая роскошь? Где, особенно при учете того, что роскошь в этом мире находится под запретом, что за́мки здесь не приветствуются, можно встретить такое обилие прелестной мебели, сделанной под старину? Где еще может вот так же жарко гореть огонь в великолепном, хотя и немного тяжеловесном камине? Среди всего этого великолепия она, в измученном долгим путешествием наряде, усталая, растрепанная, казалась сама себе нищенкой, заявившейся, чтобы что-то стянуть у богатого дворянина.
Позади послышались шаги — безумно, безмерно знакомые шаги, — и девушка ощутила, как у нее сжалось сердце. Леденящий ужас охватил ее, ужас не сегодняшнего дня, но дней прошлых, холод, скрытый глубоко в ее воспоминаниях — память о том, что заставил ее некогда увидеть приближающийся человек… и что он в этом мире исполнил.
— Здравствуй, дочка, — знакомый голос, в котором так и витала улыбка, заставил ее сжать плотнее губы, — Долго же мне пришлось ждать тебя.
— Если бы я понимала, каким образом попала сюда, тебе бы пришлось ждать еще дольше… — она медленно обернулась, в упор взирая на собеседника и почти выплюнула, — Папа.
Альберт выглядел великолепно. Создание собственного мира, вне всякого сомнения, пошло ему на пользу — с прошлой их встречи в гостиной Нормонда мужчина, казалось, еще больше помолодел. Одет он был, вопреки ожиданиям дочери, думавшей увидеть родителя в королевской мантии или в золоченом камзоле, очень просто, совершенно по-домашнему: в простые темные джинсы и белую, не заправленную в них, рубашку с расстегнутым воротом и закатанными до локтя рукавами. Кроме того, он был бос, видимо, по причине довольно теплой атмосферы в комнате.
В ответ на слова девушки он широко улыбнулся и вежливо приподнял бровь.