Идеально безумный мир (Бердникова) - страница 25
— Привет, — довольно мрачно отреагировала девушка и, кивнув, тяжело вздохнула, — Что происходит? Где мы находимся, почему ты защищаешь меня, а он нападает? Что вообще творится?? Или ты волочешь меня к Альберту на заклание?
— С Альбертом я больше не дружу, — Людовик легко махнул свободной рукой и, сам вздохнув, окинул долгим взором улочку, стелящуюся перед ними, — Ну, а насчет остального… В общем-то, в этом, наверное, немножко виноват я. Мир изменился, когда я убил Альберта, поэтому…
— Погоди-погоди, — Татьяна, недоверчиво хмурясь, остановилась, заставляя затормозить и спутника, и непонимающе уставилась на него, — Ты… что ты сделал?..
Молодой маг, вынужденно остановившись, равнодушно повел плечом. Лицо его приняло выражение на редкость хладнокровное и безразличное, казалось, речь парень ведет о чем-то, не имеющим абсолютно никакого значения в мире подлунном.
— Я убил своего дядюшку, убил Альберта, — холодно известил он, — Вонзил ему в грудь отцовский кинжал. Я просто… — равнодушие неожиданно покинуло его, и молодой человек, хмурясь, опустил голову, — Когда я увидел отца, я больше не мог… Татьяна, — он поднял взгляд, и девушка вздрогнула. В зеленых глазах юноши плескалась ничем не прикрытая боль, безумная вина, перемешанная то ли с надеждой, то ли со страхом, а она не знала причины этого. Не знала… но очень хотел узнать, начиная испытывать какое-то смутное чувство, ощущение того, что в лице этого парня с данного конкретного мгновения она и вправду сможет обрести союзника. Союзника, быть может, не только в этом перевернутом, изувеченном волей Альберта, мире, но и в том, другом, нормальном… Что он может исправиться, как всегда надеялся Эрик, что он наконец-то одумался!.. Хотя, если судить по его обращению с Ричардом, если Луи и одумался, то уж точно не изменился. Да, говорил же когда-то Роман, что братец его всегда был таким…
— Татьяна! — Людовик щелкнул перед носом задумавшейся девушки пальцами и нахмурился, — Ты что, обнаглела? Я тебе тут душу изливаю, а ты меня даже не слушаешь!
— Извини, — Татьяна смущенно улыбнулась и, тряхнув головой, виновато пожала плечами, — Я просто немного задумалась. Так что ты говорил?
— Я рассказывал тебе о том, что делал со мною все это время дядя, — хмуро отозвался собеседник и, видимо, не желая и дольше торчать аки памятник на одном месте, уверенно вновь потянул спутницу за собой, — Говорил, что на протяжении трех с лишним веков он накачивал меня какой-то дрянью, которую называл «ненависть», вводил мне ее в вену, а потом умело направлял против моих братьев, моей семьи. Но после последней нашей встречи… Ты знаешь, ты, наверное, видела тогда — мы с Романом разговаривали совершенно спокойно, безо всякой вражды, безо всякого напряжения. И тогда я понял… — он сжал губы и чуть покачал головой, — Осознал всем своим существом, что моя ненависть к ним, к нему, была придумана и внушена мне дядей, что сам я ее не испытываю! Он вколол ее мне снова. Он говорил, что без его «лекарства» я становлюсь слаб, что мне нужна сила, иначе братья не примут меня, а я… — он неожиданно снова остановился, переводя взгляд на внимательно и серьезно слушающую его девушку, — Когда мы говорили с Романом, я вдруг как-то очень четко и ясно понял, что братьям плевать, насколько я силен или слаб. Им важна не моя сила, им важен и нужен я, я сам, такой, какой я есть! И это поразительно. Я думал о том, сколько зла причинил им, думал, как оправдаться, но вмешался дядя со своим уколом, и сознание вновь заволокла пелена… — Луи на несколько секунд закрыл лицо рукой, и пару раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, — Я снова ощущал ненависть. Не испытывал сожалений, не чувствовал вины, только ненависть… Но на сей раз меня бесило и то, что Альберт играет моими чувствами, что он, не спрашивая меня, колет мне эту дрянь! Я понял, что ненависть, пусть и вколотая им, принадлежит все-таки мне, и направить ее я могу в любую сторону. Что мне необязательно ненавидеть братьев… И я возненавидел дядю. Но скрывал это, не желая привлекать внимания его клевретов — Анхеля и Чеслава, — скрывал до тех пор, пока не оказался вместе с ним в замке, и… Пока не увидел папу, — молодой человек быстро облизал губы, и лицо его неожиданно ожесточилось, — Когда я его увидел… когда он сказал, что разочарован во мне… Я понял, что так не может больше продолжаться. В моих руках был кинжал, его кинжал, который я снял со стены в холле, чтобы рассмотреть, и я понял, что следует делать. Дядю я ненавидел безумно, и столь же сильно хотел доказать папе, что я не так плох, как ему кажется. Я ударил дядю кинжалом в грудь и, к своей удаче, добился цели. Он всегда был защищен от ран, наносимых ему противниками, но от меня, видимо, такого не ожидал, поэтому все так и случилось… — Людовик тяжело вздохнул и, опять возобновляя путь, кривовато ухмыльнулся, — Ну, а теперь самое интересное. Альберт, судя по всему, был защищен гораздо лучше, чем я предполагал — его смерть запустила процесс изменения мира. Все поменялось за каких-то несколько минут, Нормонд оказался разрушен, Альберт встал во главе созданной им мировой империи, моих братьев, должно быть, нет в живых, а Ричарда он вновь привлек на свою сторону… Хотя от этого пса я иного и не ждал — он только и знает, что менять хозяев!