Чарли дернулся. Револьвер выпал из его руки; пират схватился за грудь. Сердце его, сильное, неукротимое, гордое сердце пропустило удар, и словно сжалось, стиснутое незримыми тисками.
Ричард, молча переводящий взгляд с одного из участников этой сцены на другого, взволнованно подался вперед; Дэйв обеспокоенно положил руку ему на плечо. Он переживал за хозяина, переживал за людей, которых хозяин избрал в друзья и, хотя и не понимал, чем так дорог может быть ему этот пират, но все-таки сознавал, что видеть его смерть оборотень не хочет.
Мастер сжал руку сильнее. Чарли зашатался, падая на колени и, царапая короткими ногтями рубашку на груди, попытался разорвать ее, чтобы дать себе свободы, позволить себе вздохнуть… Ему не хватало воздуха. Сердце билось, металось, будто в агонии, заточенное в узкую клетку, невидимую, но такую явную, такую ощутимую, созданную силой чертова мастера; перед глазами расплывались разноцветные круги, в голове мутилось, и храбрый пират, всегда готовый принять смерть едва ли не с распростертыми объятиями, внезапно испытал ужас.
Маг убивал его, убивал медленно, безжалостно и хладнокровно, а он, Бешенный, даже не мог оказать ему сопротивления! Ему не хотелось умирать.
— Чарли!.. — Ричард, кусающий губы, опять рванулся вперед, и опять был удержан Дэйвом, справедливо полагающим, что, если оборотень сейчас вмешается, гнев мастера падет на его голову и, чем это может быть чревато, страшно даже предположить.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы чуткий слух Винсента за деревом не уловил слабый хрип умирающего пирата.
Ярость застила его разум. Там, за деревом, этот мерзкий подонок, этот гнусный мастер убивал их друга, их самого лучшего друга, неоднократно приходившего им на помощь, а они даже не могли ничего сделать!
Он перестал себя контролировать. Гнев, злоба, безумная ярость, затопив его с головой, искали выхода, угрожали разорвать его изнутри, и он дал им выход.
Говоря, что вспомнил все, чему обучил его Рейнир, Винсент немного лукавил. Много лет назад старый маг, конечно, поделился с ним знаниями, дал ему силу бо́льшую, чем он мог надеяться, но память об этом, немного смазанная событиями более поздних лет, да и вообще всем происходящим сейчас, все-таки не до конца вернулась в сознание мужчины. Он чувствовал, подспудно ощущал в себе силу, большую, неизмеримую, но как дать ей выход не знал, каким образом призвать на помощь, не понимал и подозревал, что чтобы понять это, ему придется еще много чему поучиться.
Ярость пришла ему на помощь. Ищущая выхода, ищущая способа вырваться наружу, она, вдруг натолкнувшись на поток силы в душе мужчины, слилась с ним воедино, и… произошел так давно назревавший взрыв.