— Я хотел жить в своем мире, — задумчиво вымолвил он, — Хотел, чтобы вокруг все было так, как того хочу я. Надеялся, что, если я придумаю себе семью, если я заставлю кого-то быть преданным мне, я почувствую, наконец, покой и счастье… Теперь я понимаю, что ошибся, — улыбка его стала немного шире, и взгляд темных глаз устремился к дочери, — Мой внук!.. Я никогда не думал, даже не подозревал, что для меня возможно такое, а теперь… Теперь я думаю, что я пожил уже достаточно и пришла пора уступить место новой жизни, — он немного развел руки в стороны, — Вы оборвете мою, чтобы мир снова вернулся на круги своя, чтобы мой внук мог жить, а я… Жил слишком долго.
Андре, чье лицо с каждым словом отца все сильнее вытягивалось, резко шагнул вперед, хватая его за плечо.
— Даже не вздумай! Я не позволю…
— Позволишь! — Альберт нахмурился и дернул плечом, сбрасывая руку сына, — Есть на этом свете вещи, ради которых стоит жить, но куда важнее то, ради чего стоит умереть. Я не стану первопричиной гибели своего внука, Андре! В нем моя кровь, он — часть моей семьи, я не хочу губить его!
Татьяна, созерцающая и внимающая родителю в совершенном обалдении, неуверенно перевела взгляд с растерянного мужа на потрясенных друзей, на Винсента, который смотрел на своего потомка с открытым ртом, на Луи, напряженно сжимающего кинжал… и внезапно с безумной остротой осознала, что не желает такого завершения этой эпопеи. Она не хотела смерти отца, она хотела лишь, чтобы он перестал мешать жить им, хотела, чтобы мир вернулся на круги своя, хотела просто жить вместе с мужем, сыном и любимыми, родными людьми! Но не ценой смерти человека, подарившего ей жизнь…
— Отец… — слетело с ее губ; девушка замотала головой, — Папа, я… Но ты же бессмертен! — внезапная мысль озарила ее сознание, и Татьяна неуверенно улыбнулась, — Ты ведь не умрешь в любом случае, правильно?..
Людовик, приободренный высказанной девушкой идеей, воодушевленно закивал.
— Вот именно, все эти позы — это так, для отвода глаз, — он же бессмертен! Мир вернется, и он вместе с ним, я…
— Я не знаю, — голос Альберта прозвучал очень спокойно, с зашкаливающим хладнокровием и даже равнодушием в нем, — Я бессмертен до тех пор, пока меня нельзя ранить. Один раз я уже умер… И не знаю, к чему может привести моя вторая смерть. Не медлите, время уходит.
— Еще не вечер, — Винсент, хмуро выпрямившись, окинул потомка долгим взглядом, — Где здесь подвох, потомок? Имей в виду — я не верю в твои благородные порывы, тебе чуждо благородство!
Мастер чуть улыбнулся, хотел, было, что-то сказать, но не успел. Эрик, неожиданно решивший все-таки принять участие в сражении, медленно и тяжело шагнул вперед.