"О чем и зачем? Или я должен был спросить у тебя личного разрешения?" — нет, я не пытался ее поддеть или обидеть, но ведь и у меня никто не спрашивал, хочу ли я оставаться дальше в этом гребаном сральнике под названием жизнь.
"Прости, мой золотой. Наверное, я просто оказалась не в меру безалаберной. Банально просчиталась или не захотела в это верить, хотя было столько живых примеров среди знакомых и друзей. Видимо, до последнего думала, что такое может происходить с кем угодно и где угодно, но только не с моим мальчиком. Думала, ты у меня самый сильный, упрямый и ничто не сможет тебя до конца сломить, даже тот ад, через который тебе пришлось пройти благодаря стараниям твоего отца. Ведь на то, что ты сделал действительно нужны нереально нечеловеческие силы, особенно после тобою пережитого. Ты же действовал не спонтанно, просчитал каждый шаг и секунду, держал в себе этот план неделями. Готовился к нему и знал, что другого такого случая тебе может уже и ни выпасть… Такие вещи не все профессиональные убийцы способны провернуть, что уже говорить о том, кто даже в детстве ни разу не поднял руки на лающую из-за угла Моську. Но, самое ужасное, ты ведь на этом не остановишься… Я видела все это время в твоих глазах эту… пугающую бездну. Видела, как ты рвешься туда… к ней, хотя и стараешься не думать и не вспоминать, чтобы продержаться в этом мире еще несколько часов. Видела, но… не верила. Не хотела верить в то, что мой мальчик один из немногих. Вернее даже из единиц, кто… кто не способен выжить без своей пары, несмотря на дарованные ему природой силы… Может оттого и недоглядела. Обманывалась до последнего…"
"Тогда… какой смысл во всем этом теперь?" — я скосил глаза к потолку и тоже шевельнул головой, пытаясь очертить кривой траекторией взгляда окружающую нас клетку. Хотя, и не только ее, но и все то, что находилось за ней и что собирались со мной дальше делать в не таком уж и далеком грядущем. — "Ты же не можешь не понимать, что это всего лишь бессмысленная отсрочка. Даже если ты меня свяжешь и будешь держать на таблетках годами, ты ничего не изменишь… Это все равно произойдет и даже без приписки "поздно"."
"Пожалуйста, Кир… Не говори такое своей маме. Хотя бы не сейчас. И… я тебя прошу об этом не ради себя и не за себя. Пообещай мне." — в этот раз нежные ласки уставших пальцев Риты Стрельниковой сменились более ощутимым захватом шершавых ладоней на моем совершенно апатичном лице. Последовавшая попытка удержать мой взгляд на бирюзовых клинках пристальных глаз напротив едва ли дала преследуемых матерью результатов. Я так ни черта и не почувствовал. Оно и не удивительно. Я перестал что-либо чувствовать к другим людям уже давно. Точнее, сопереживать и сочувствовать, позволять их боли и эмоциям хоть как-то меня касаться. Воспринимал лишь физический контакт и то поверхностно, как если бы прикасался к бездушным предметам и не более того.