Разрывы в смысловых цепочках могли быть результатом воздействий на поэта самого разного порядка. Эстетически не безразличны для «Вертограда» могли оказаться темы и произведения, над которыми Симеон работал параллельно с его написанием: это и «Псалтирь рифмотворная», и «Рифмологион», и сборник его полемических, направленных против протестантов бесед и переводов (1677—1679)[44]. От них также могли исходить импульсы, воздействовавшие на происхождение стихотворного материала и на его соотнесенность.
Последовательность изложения концепции автора явственно обнаруживается в стихах начального цикла, которые читаются подряд как связный текст, почти как строфы одной поэмы. Они представляют собой, как установил А.Хипписли, парафраз проповедей Фабера, посвященных празднику Сошествия Святого Духа. В стихах повторяется традиционный сюжет. Бог, проявляя к людям любовь, посылает к ним своего единородного Сына («Бог возлюби мир». 4). который должен, воплотившись в Божественное Слово, совершить дело спасения. В огне божественной любви приходит на землю Спаситель, чтобы испалить в сердцах земные мысли и обратить помыслы к горнему миру («Огнь», 4 об.). Божественная любовь вызывает в людях ответное чувство, которое они проявляют, даже подвергаясь преследованиям («Гонение», 4 об.). Дух Святой нисходит на апостолов в «языцех огненных», знаменуя тем самым, что их миссия — очистить мир «от греховнаго мрака» и согреть его («Язици огненнии», 4 об.). Апостолы и святые, на которых снизошел Святой Дух, должны горячо проповедовать вероучение, ибо им дан «язык огненный», «чтоб огнем любве слышащых палити»: «(...)» Инако тщетно глагол учитель вещает, / Аще пламене любве в сердцах не вжигает» (4 об.).
Последовательное развертывание цикла продолжается в стихах о Святом Духе, который явился в образе голубя, когда «во водах Иисус крестися» («Дух Святый», 5), и о семи его дарах, принесенных людям, чтобы отвлечь их от «злого» и направить на добрые дела («Духа Святаго дари», 5 об.). Как в догмате о Троице нераздельны Бог-Отец, Христос и Дух Святой, так и в поэтическом мышлении Симеона они существуют слитно: развивается тема Христа («Иисус Христос», 6), его искупительной жертвы («Любовь», 6 об.), закона, данного людям («Закон». 6 об.), воплощения Слова Божия, в результате которого «скотонравие», бытовавшее до того среди людей, исчезло — «нрав зверский в человеческ паки преложися» («Скотонравие», 7 об.), и т.п.
Изложение основных догматических положений в этих стихах ведется далеко не прямолинейно, как и в источнике поэта — у Фабера. Стихотворную катехизацию Симеон сопровождает проповедью, которую сочетает с реминисценциями из истории утверждения христианства: в стихотворении «Гонение» (4 об.) упоминается о преследованиях приверженцев новой веры, что только усилило у них «огнь любве» к Богу. Афоризмы о мудрости «земной и небесной» вторгаются в связи с апостольской темой и рассуждениями о семи дарах Святого Духа, в числе которых — мудрость, разум, совет, знание («Мудр кто», «Конца зрети», «Мудрость», « Веждество», «Мудрость и веждество», «Беседа», 5—6). Риторическое, ассоциативно-поэтическое мышление Симеона выводит его за пределы христианско-догматической материи, заставляя обратить внимание и на другие явления жизни. Так, говоря о любви в многочисленных ее «разновидностях», он признает, кроме любви божественной, «любовь граждан ко Отечеству» («Любовь». 6 об.), любовь и преданность «раба» своему господину («Раб верный», 7). Симеон вспоминает и библейского царя Давида, явившего пример «царской любви» к людям, заступившись за них перед Богом («Любовь». 7 об.—8). Круг стихотворных медитаций замыкается: Бог одаряет мир любовью, и сам взыскует взаимности. Поэтому дальнейшие рассуждения Симеона приобретают отчетливо выраженное дидактическое направление.