Наверное, в этот момент Бонни окончательно поверил, что все будет хорошо. Кей простил его, а значит и Роза простит. Он же любит Кея… их обоих любит. Наверняка Кей уже сказал ей, что они придут вместе.
— Роза? — позвал он, едва переступив порог.
Сердце отчаянно колотилось, ладони вспотели — все же он боялся, что она не просто выпорет его, как чертова сицилийского барана, а будет плакать. Ее слез он сам себе не простит, придурок, как он вообще мог так накосячить?!
— Роза? — повторил он, сделав несколько шагов к лестнице наверх. — Ты где?
Тишина. Наверное, пишет у себя в комнате. Когда она пишет — ядерной войны не услышит.
Сорвавшись с места, Бонни побежал — к ней, увидеть ее, наконец, поцеловать ее руки, вдохнуть ее запах, услышать такое родное и прекрасное «больной ублюдок»…
— Роза? — он едва не споткнулся, влетев в их спальню, где она обычно писала: на кровати, обложившись подушками.
На кровати никого не было. Странно. Где же она? На террасе?
Но нет. Ни на террасе, ни в столовой, ни в бассейне, ни в ванной — ее не было нигде.
Ничего не понимая, Бонни вернулся в спальню. Кей уже успел раздеться и стоял у шкафа голым, вешая пиджак, перед тем как идти в душ.
— Где она? — спросил Бонни и на непослушных ногах подошел к шкафу.
Кей молчал, глядя на него с какой-то непонятной тоской.
А Бонни словно во сне, не чувствуя собственного тела — ничего не чувствуя, кроме болезненного биения пульса в висках — отодвинул дверцу… и уставился на полупустое шкафное нутро. Ее любимых платьев не было. Ее любимых джинсов и рубашек — не было.
Не желая верить своим глазам, Бонни провел рукой по одинокому кардигану от Армани, который Роза так ни разу и не надела.
Нет. Не может быть. Роза не могла. Езу, пожалуйста, пусть этому будет какое-то другое объяснение!
— Где Роза? — вместо нормального голоса из горла вырвался какой-то жалкий сип.
— В Москве, — прозвучало почти как «электрический стул».
Но Бонни все еще не хотел верить, цеплялся непонятно за что…
— Когда она вернется? Она же вернется, Кей? — он обернулся, с надеждой вгляделся в печальное, какое-то опустошенное лицо Кея.
— Не знаю, наверное, — он на несколько секунд замолчал, словно не знал, что сказать, а потом через силу улыбнулся. — Все будет хорошо, братишка. Скажи Керри, чтобы подавала ужин.
И ушел в душ — с идеально прямой спиной, гордо развернутыми плечами и поднятой головой. Вот только Бонни готов был поклясться, что в серых глазах стоят слезы.
Черт. Как? Как она могла так поступить с ним? С Кеем, лучшим из людей?! С ними обоими?! Езу, и эту женщину он любил?..