Москва, конец октября
Роза
Никогда не открывайте дверь, не глянув в глазок. Ни-ког-да!
Это золотое правило, как и сотню прочих правил, я нарушила — и поплатилась.
На пороге моей московской квартиры стоял, опершись на косяк и пряча хмурые глаза за стильными темными очками, мужчина моей мечты. Сбывшейся мечты.
— Убирайся, — было единственным, что я могла ему сказать.
Все мое прекрасное настроение улетучилось вмиг, оставив руины. Я могла бы высокопарно сказать «руины моего счастья», но это было бы неправдой. Я любила его — безумно, до сноса крыши, до слез в глазах и рвущегося сердца. Я все еще люблю его, и больше всего на свете хочу протянуть руку и снять чертовы очки, заглянуть в его глаза…
Только я боюсь увидеть совсем не то, что сделает меня снова счастливой. Вообще не уверена, что с этим мужчиной хоть кто-то может быть счастлив. Даже он сам.
— Убирайся, — повторила я, не дождавшись реакции, и попыталась захлопнуть дверь перед его носом.
Знала, что не выйдет? Знала. Он не из тех, кто так просто отступает. Нет, если он чего-то хочет, то идет напролом.
— Впусти меня, Роза, — он придержал дверь. — Нам нужно поговорить.
Вот так — Роза. Никаких нежностей, официальное «Роза». Почти «леди Говард». В точности, как в нашу последнюю встречу.
Мне хотелось сказать: проваливай, я ненавижу тебя. Но я молча потянула дверь на себя. И он позволил. Дверь поддалась так легко, что я от неожиданности едва не упала и с облегчением привалилась к ней, захлопнутой.
Я слышала его дыхание там, за дверью. Слышала его запах — терпкий «Кензо» моих непристойных снов. Чувствовала тепло великолепного тела, отделенного от меня древесиной и сталью двери, овчиной байкерской куртки, хлопком белой рубашки… Какая ерунда, правда же? Всего-то и надо, что открыть дверь, потянуть его к себе — и куртка, а за ней рубашка с джинсами слетят в две секунды. И я снова почувствую вкус его губ, услышу прерывистое: мадонна…
— Я ненавижу тебя, слышишь? — прошептала я.
Мне показалось, он услышал. А если нет — он и так в курсе.
В курсе, и чихать хотел на мои чувства.
Я не успела отойти от двери, как опять раздался звонок. За ним — второй, третий. На пятом открылась соседская дверь и раздалась ругань. Сначала по-русски, а затем по-английски, таким знакомым голосом, что мне пришлось зажать уши ладонями.
Жаль только, зажать ладонями память нельзя. Слишком хорошо я помнила, как нежен бывает его голос. Какой страстью пылают его глаза. И как больно было мне, когда сукин сын называл меня «леди Говард» и смотрел мимо и сквозь. Я не хочу так больше. Не хочу…
