- Кончай, черт возьми, - уже рычу, вдалбливаясь в мою девочку, которая приглушенно кричит, уткнувшись лицом в пол. Боже, я чувствую ее вибрацию и больше не сдерживаясь выстреливаю в нутро Китти чертово море спермы. Боясь, что сейчас просто сдохну от охеренного удовольствия.
Это не правильно. Все не правильно. И этот грязный пол самолета, вытоптанный сотней чужих ног. Она не должна испачкаться, моя дорогая зверушка. Встаю, и подхватив ее под мышки поднимаю на ноги, прижимаю к себе податливое тело. Эмма молчит, просто жмется к моему телу, как собачонка.
- Хорошая детка,- мурлычу ей в ухо. Теперь я отчетливо понимаю –она другая. А я окончательно выжил из ума, если оставлю ее рядом. Завтра я возьму себя в руки. Она будет выполнять свою роль. Но сегодня...,
Сегодня я буду трахать женщину, а не запуганную, загнанную в угол зверушку. Мою Эмму.
- Я не боюсь тебя, Алекс Беркут,- шепчет она в мою грудь, разрывая на тысячу лоскутов мое черное сердце,- я тебя ненавижу. Но еще больше, я ненавижу себя, за то, что позволяю тебе поступать так со мной. Оказывается – это изысканное удовольствие, отрекаться от самой себя. Помогает забыть все то дерьмо, что было в моей жизни до тебя.
Не слушаю. Не хочу. Просто беру ее на руки, и отношу в кресло. Сам пристраиваюсь рядом, прижимаюсь к ней, и закрываю глаза.
Мама совсем меня не греет. Я вот уже полчаса прижимаюсь к ней, но никак не могу согрется. В нашей комнате стоит ужасающий студ. Она что – то бормочет во сне, но я знаю, что не смогу ее разбудить. Тихо, тихо. А где – то далеко звучат выстрелы фейерверков, и смех детей получивших новогодние подарки. Счастливых, не таких как я. Я не заслужил праздника, так сказала мама. Потому что непослушный, глупый и жадный. Холодно. Пробирает до костей, заползая под старенькую рубашку ледяной воздух. Я не плачу, но слезы сами горохом скатываются по щекам.
- Леша, ты где? – голос Эммы Владимировны кажется мне пением ангелов. Я выползаю из под колючего одеяла, пытаясь не упасть от слабости. Иду на зов. Моя учительница, такая маленькая, хрупкая, стоит посреди убогой комнаты. Выглядит, как роза в куче отвратительных нечистот в своем дешовеньком пальто. Дверь давно не закрывается. Но никто не хочет к нам заходить, в эту юдоль скорби. даже мамины клиенты все реже ее навещают. Потому маме плохо, и еды она не покупает больше. Все деньги уходят на мамино лекарство. Я молчу. главное чтобы мамочка была здорова.– Мальчик мой. Иди, не бойся.
Я пошатываясь подхожу к ней и вижу в хрупких женских пальцах хрусткий сверток из коричневой бумаги. Чудо все же случилось. И бородатый волшебник решил одарить и меня, передав дар через обычную женщину. Я дрожащими руками разворачиваю бумагу и начинаю плакать. Уже в голос. Теперь мне будет тепло. Смешные перчатки с Микки Маусом и шапочка. А на бумаге можно рисовать. Эмма Владимировна мне дала карандаши еще в школе, и теперь я все свободное время рисую: теплое солнышко, облака, здоровую маму и настоящее счастье. Вот только бумаги не хватает. А теперь у меня есть и это богатство.