— Уже слыхал, что у нас тут произошло? Ой, такое неладное, если бы не пан Невесский, страшно и подумать, что могло случиться, — зачастил старик.
— А что могло случиться? — напряженно всмотрелся в морщинистое лицо Стефан.
— Ну, как же, где бы мы жену твою потом на болотах искали?
— Маричку? — опавшим голосом переспросил Стефан.
— Так ты не знаешь еще? — на лице старика отразилось детское предвкушение удовольствия, что именно он поделится главной новостью. — Этот чахоточный Франтишек от любви к господарыне так ополоумел, что попытался выкрасть Маричку. Да-да, кто бы мог подумать на этого доходягу! Схватил ее за руку, нож к горлу приставил и потащил в подземелье, и, как назло, никого рядом в эту минуту не было, а моя голубка побоялась даже крикнуть. Они уже вышли к лесу, когда доблестный пан Невесский догнал их и отбил Марию… Правда сам был ранен, теперь моя голубка его лечит. Вот, — ожидая реакции, вопросительно уставился на Стефана старик.
— Она не пострадала?! — почти прокричал Стефан, бледнея.
— Нет, все в порядке, испугалась только очень, странноватая какая-то ходит. Ну да пройдет, не обращай внимание…
Стефан не дослушал и бросился к тайнику, винтовая лестница показалась бесконечной, дверь с каким-то особенно протяжным стоном распахнулась. Маричка сидела за пяльцами, в ее проворных руках бегала серебряная игла. Весь облик жены был таким домашним и безмятежным, что волнение немного отпустило. Стефан стоял и не знал, что сказать: «Вот и я», «Я вернулся», «Здравствуй»? А Маричка, оторвавшись от вышивания, смотрела на него синими очами и ждала. Не так он представлял их встречу, виделось, что она вскочит с места, взвизгнет от радости, бросится ему на шею, зацелует. А она сидит прекрасной статуей и только смотрит. Может обиделась, что бросил одну, не смог защитить и чужие, а не его, руки отбили ее у Вепря?
— Ты испугалась? Он тебя обидел? — виновато проговорил Стефан, делая к ней несмелый шаг.
— Нет, все хорошо, — с каким-то вызовом проговорила Маричка.
— А что тогда?
— А ты мне своих стихов так и не прочел, — печально проговорила она, и в небесных очах отразилось столько боли.
Стефан понял — ей все известно, Мария знает, что он ее обманул. Правда всплыла, а его не было рядом.
— А лебеди не могут в одиночку, — с надрывом начал читать поэт, — им видно воли мало без любви. Обиды опаляют наши перья, прости, любимая, и вновь со мной лети, — кажется, в поэме была другая строка, но эта сейчас больше подходила.
Стефан приблизился и обнял жену за плечи, она вздрогнула, порывисто поднялась, как бы случайно стряхивая его ладони: