— Нет, отче, не откажем. Госпожа Гортензия, вы ведь поговорили с Себастьяно про вашу поддельную картину? Ну, то есть, про то, куда мог деться оригинал?
— Извините, господин Сан-Пьетро, — Паоло понял, что нужно влезть, и плевать на субординацию. — Госпожа Гортензия не может этого знать, ну, куда дели оригинал.
— А ты что ли можешь? — тот сумрачно на него взглянул.
— Деталей я не знаю, конечно, но я представляю, к кому обращалась Анжелика, чтобы продать. Она, конечно, со мной не советовалась, но я потом, уже после всего, узнавал, мне есть, у кого спросить, просто чтобы знать, на всякий случай.
— Так ты ценный кадр, — заметил священник. — Ловкий и оборотистый, так?
— Угу, — промычал Паоло, заметив, как нахмурила брови госпожа Гортензия.
— Тогда поговорим о деталях позже, — кивнул господин Сан-Пьетро. — Я или Себастьяно позвоним тебе завтра вечером или в понедельник. Хорошо бы удалось найти эту картину.
— Это возможно? — удивилась Гортензия.
— Всё возможно, — пожал плечами господин Сан-Пьетро. — Материальный предмет не может раствориться в воздухе, где-то же эта картина есть.
— Неужели музеи Ватикана официально возьмутся за розыски? — удивился Патрицио.
— Официально — вряд ли. Но вам ведь нужен результат, а не официальные документы, я правильно понимаю? — нахмурился господин Сан-Пьетро.
— Да, — сказала госпожа Гортензия. — Если найдётся картина, это будет отличный результат. Джиневра — младшая сестра моего супруга, если она вернётся — мы все будем очень рады.
— Попробуем, госпожа Гортензия, — Паоло взглянул на неё и с удивлением заметил, что в ответном взгляде больше не было обычной брезгливости.
Вот ведь, сказал бы ему кто, что его будет заботить такая странная вещь — что о нём думает картина!
Но когда эта картина сидит рядом, дышит и говорит — то всё видится совсем по-другому.
Элоиза уже не могла танцевать, только смотреть. И иногда улыбаться.
Себастьен сидел рядом, вставал, что-то где-то делал и с кем-то разговаривал, потом возвращался и снова сидел рядом.
На паркете происходило действо в лучших традициях праздников палаццо д’Эпиналь, только рулил почему-то Карло, а не Гаэтано. Танцевали какие-то буйные общие танцы, бегали цепочками, играли в игры на грани приличия (впрочем, для них всех понятия приличия выглядят очень по-разному, так что…)
Элоиза не заметила, как Марни в очередной раз откуда-то пришёл и сел рядом.
— Сердце моё, вы в порядке? Вас не нужно срочно спасать?
— Нет, — улыбнулась она. — А почему вдруг спасать?
— Я помню, как однажды вы испортились на ровном месте, и слегка опасаюсь.