— Дон Гвидо, вы возите вашего кота на прогулку в этой сверкающей ракете? — изумилась Элоиза.
— Если бы на прогулку, — вздохнул тот. — Представьте, он, пока по улице болтался, умудрился простыть и заработать какое-то дурацкое воспаление. И я теперь вожу его на уколы. Такого мелкого — и на уколы! Иначе, говорят, может помереть. И ест он как-то не очень, и мяукает тихо совсем. Сказали — до пятницы уколы, а потом снова сдавать кровь, и будет видно, что дальше.
— Зверь, ну как же так? — спросила Элоиза. — Можно?
— Вам можно, — Гвидо кивнул, она взяла кота на руки.
Ну да, маленький, худенький, и нос тепловат.
Решение было абсолютно иррациональным. Котов она не выправляла никогда. Но вдруг получится? Чем сможет — поделится.
— Дон Гвидо, вы не возражаете, если я пообщаюсь с ним пару часов? Очень уж он у вас симпатичный.
— Да конечно! Вы, наверное, пойдёте к отцу Варфоломею, то есть к реставраторам? Там картину привезли из Флоренции, из того музея, куда мы все ездили.
— Пойду, — кивнула Элоиза, поглаживая кота за ушами.
— Тогда давайте вашу сумку, я вам помогу. Я иду туда же, отец Варфоломей разрешил.
* * *
В конференц-зал реставраторов они явились втроём — Элоиза с котом и Гвидо. Лодовико уже был там.
— Эла, что это? — он рассмотрел их, улыбаясь, и тоже слегка почесал кота.
— Это зверь твоего сотрудника, я просто погладить взяла.
— Себастьяно в отъезде и тебе некого гладить? — поднял он бровь.
— Я давно не общалась с котами, — пожала она плечами.
Гвидо положил её сумку на свободный стул.
— Шеф, но у Ферро даже блох уже нет, ни одной, вчера всех выловили. Осталось вылечить, и всё будет отлично! Мне сказали, у него даже кто-то породистый был в родне, потому что окрас не тигровый, а мраморный.
— А что вылечить? — нахмурился Лодовико.
— Да простыл он, прямо как Франческа. В жизни не подумал бы, что коты простывают. А вот как, оказывается.
Тем временем в помещение просочились, иначе не скажешь, помянутая Франческа, с ней Октавио — прямо вот за руку её держит, и Кьяра.
— Франческа, как твои дела? — Элоиза осмотрела сотрудницу и увидела бледность и слабость.
— Температуры нет, и я больше не чихаю. Завтра пойду к господину Бруно, он, наверное, разрешит пойти на работу.
— Неа, не разрешит, — покачал головой Октавио. — У неё не просто температуры нет, у неё тридцать пять с чем-то.
— Похоже, — кивнула Элоиза.
— Вот, поэтому пусть лежит ещё, — проворчал Октавио. — Послушаем, что там отец Варфоломей накопал, и пойдёт лежать.
Он довёл Франческу до какого-то стула и усадил. Потом ещё огляделся вокруг и притащил стул Кьяре.