— Послушайте…
— Лиза.
Мое имя он произносит достаточно громко и назидательно, а вот всю последующую речь — с рассудительной и неторопливой интонацией:
— Воспитывать ребенка это не так просто, как может показаться. Тем более мужчине, который воспитывает ребенка один. Тем более — дочь! Тем более, если у дочери волевой характер. Прошу заметить, что я не оправдываюсь, а разъясняю обстоятельства. Что Аврора тебе такого наговорила, что ты бросилась ее защищать?
— Не поняла, — в легкой растерянности я хлопаю глазами.
Я, правда, не понимаю в чем дело.
— Моя дочь очень грамотный манипулятор, несмотря на возраст. Я говорю это, потому что сам являюсь неоднократной жертвой ее проделок. Но мне надоело. И я решил отправить ее в закрытый пансион для девочек. Что-то вроде благородных девиц. В Англию.
«Вот она причина!» — осеняет меня.
— Мои друзья и знакомые во все горло хвалят это заведение. Говорят, девочки получают прекрасное образование. Сдержаны. Воспитаны. Словно потомственные аристократки.
Меня пробирает нервный смех, пока отец Авроры перечисляет достоинства воспитанниц.
— А может они просто становятся послушными немыми овцами? — холодно роняю я, заглядывая в глаза мужчине.
К моему удивлению, моя реплика заставляет его замолчать, и я решаюсь на то, чтобы озвучить свои мысли целиком.
— Ваши друзья возносят этот пансион, потому что их дочери оттуда возвращаются послушными. Теперь они безоговорочно выполняют команды родителей. «Ты поступишь в этот институт!», «Ты не будешь дружить с этим мальчиком», «Ты будешь сидеть дома и никой вечеринки». А потом передают из рук в руки мужьям вместе с пультом управления. И начинается: Никаких подруг! Никой учебы! Сиди дома, я сказал! Ты не будешь работать! Ты родишь детей, сколько я посчитаю нужным! И слово скажешь, только с моего личного разрешения!
Скрестив руки на груди, я вольготно откидываюсь на спинку стула.
— Что ж, дерзайте, Мирон Романович! Измените жизнь дочери к лучшему! Пусть она станет живым роботом! Это ж такое счастье! — призываю я, подражая рекламному диктору.
С готовностью жду ответной реакции.
Но…
Полный штиль.
Или затишье перед бурей?
Сначала Мирон отстраненно смотрит куда-то в сторону. Потом я слышу, как он шумно выдыхает, будто решаясь на что-то… А потом…
— Ну ты сама напросилась! — тихо рыкнул он, но я разобрала каждое слово, и мороз пронесся по моей коже.
Это он мне?
Всю мою храбрость как ветром сдуло!
Вмиг я выпрямилась и миленько захлопала ресничками. Кажется, мне пора домой. Вот честное слово, я же ничего плохого не сказала?!
И тут я поймала на себе суровый взгляд своего спутника.