Ранее
— Нэнси, давненько ты мне не звонила. Совсем забыла про своего старика.
Прижимая телефон к уху, Нэнси поднимается по лестнице в библиотеку, собираясь сдать книги и взять новые для подготовки к тесту. Шаги даются не так легко, как ещё пару месяцев назад.
— Давно ты превратился в старика? Зрелый ещё мужчина, ого какой, только в бой!
Нэнси закатывает глаза, понимая, какую глупость сморозила — последнее время у неё вместо мозгов вата. Всё это она списывает на беременность, но от этого приходится больше трудиться. Постоянно повторять записи, перечитывать учебники — она уже не схватывает всё так же быстро как раньше.
— Думаю, если я увижу, как ты подросла за последнее время, то сил у меня прибавится.
Нэнси дёргается от мысли, что отец уже что-то знает. Но сразу успокаивает себя. Если бы он заподозрил, что она беременна, точно не был бы так спокоен.
— Как ты поживаешь? Сдал анализы? — Нэнси останавливается, чтобы перевести дух.
— Да, сдал. У меня наконец-то выдался выходной без экстренных вызовов в участок. Даже парни практически не косячат, что удивительно для них. После твоего отъезда они стали немного поспокойнее, что сказывается и на их работе.
Гордон рассказывает о Дирке и Аароне, а Нэнси замирает на ступеньке. Дыхание перехватывает, и это точно не спишешь на беременность. Она не видела их несколько месяцев, но сердце начинает биться сильнее, стоит услышать их имена.
— А ты как, милая? Грызёшь гранит науки? Скоро станешь искусствоведом?
Последнее слово отец каждый раз произносит с особой теплотой. Он всегда мечтал о том, чтобы Нэнси не пошла по его стопам. Много рассказывал о смертях, гибели полицейских, гражданских и преступников. И при этом повторял, что полицейская служба — это грязь и рутина.
Нэнси и не хотелось становиться такой как парни. Об их работе она могла только слушать, но не планировала им уподобляться. Хотя она обладала той самой чуйкой, которая была присуща хорошим полицейским. Во всяком случае Нэнси всегда видела, когда они пытались что-либо от неё утаить. Может, иногда она ошибалась, но вряд ли слишком часто. Что ж, они хранили свои тайны, а она свои.
Рука сама тянется к животу. Даже на лёгкое прикосновение один из близнецов отзывается увесистым пинком. Словно чувствуя её состояние, дети тоже начинают беспокоиться и реагировать на происходящее так, как могут.
— Пап, я в порядке. Вот пришла в библиотеку.
Настроение испорчено, и Нэнси уже совсем не хочется продолжать разговор. От воспоминаний о Дирке и Аароне внутри всё словно покрывается инеем. Вряд ли она сможет сегодня нормально позаниматься учёбой. Интересно, как долго она ещё так эмоционально будет реагировать на прошлое?