Лифта ждать не стал, поскакал козлом по лестнице, как раз чуть выдохну хоть. Но еще за два пролета как услышал, что замок на моей двери залязгал, так и ломанулся вперед. Увидела. Ждала. А я ведь нарочно не звонил, что на подлете. А она ждала. Девочка моя.
– Боев… – только и успела пискнуть Катька перед тем, как я налетел на нее, ныряя с ходу в ее тепло, аромат, улыбку.
Вмазавшись своим ртом в ее, хапая сладости, по которой оголодал, подхватил под ягодицы, прикрытые той самой пушистой пижамой, от которой у меня стояк вечно дикий, внес в прихожку и ногой дверь захлопнул, одновременно пристраивая конфету мою на тумбочке. На нее у меня стояк дикий, на нее, а не на тряпки.
– Ай! Холодно! – взвизгнула Катька, когда я, не мешкая, запустил лапы под верх ее пижамы, захапывая сиськи, задирая ткань и собираясь сразу присосаться. Обожаю ее сиськи. Вот просто чуть не кончаю, только вижу.
– Тяф! – раздалось где-то внизу, разбивая мое идеальное пространство уже почти состоявшегося разнузданного секс-приветствия.
Я поднял нехотя башку, глянул на виновато моргнувшую почему-то Катьку, а потом вниз. Щенок. Ушастый, глазастый, размером с футбольный мяч, рыжий с белыми пятнами. Сидит, лыбится во всю пасть и виляет хвостом так, что он того и гляди отвалиться.
– Это что за нах? – обалдело пробормотал я.
– Тяф! – ответил мне невесть откуда взявшийся шавчонок.
– Не что, а кто, – поправила меня Катька, выворачиваясь из моих рук и спрыгивая на пол, чтобы опуститься на корточки рядом с мигом закрутившимся волчком щенком. – Это Ромео.
– Кто? – скривился я. – Хотя похрен. Что он тут делает?
– Живет, – улыбнулась моя девочка и добавила неуверенно: – Теперь.
– Ни хрена подобного!
– Боев, послушай, он очень умненький, чистоплотный, ненавязчивый! Пожалуйста, пусть он останется!
– Исключено.
– Андрей, ну, пожалуйста-пожалуйста! Я все сама буду делать: и выгуливать, и кормить, и убирать, и компенсирую, если он испортит что-нибудь, но он умница и не грызет, – затараторила она, заглядывая мне в глаза просяще и сложив молитвенно ладошки перед собой. – Ты его даже замечать не будешь, честно!
– Зато я буду очень даже замечать, что ты станешь болтаться где-то на улице с ним, вместо того чтобы быть со мной, – начал злиться я. Три дня меня не было, я летел, значит, домой сломя голову, двенадцать часов за рулем, не жрамши, не спамши, только поссать и тормозил в пути. Думал, меня ждет она, скучает в одиночестве, плачет, может, даже, а здесь… щенок, мать его! Тот самый, что станет вытаскивать ее из теплой постельки из-под моего бока и даже, вероятно, снимая с члена, лишая того самого кайфового ленивого утреннего перепиха! Да ну нах! – Катька, он не остается. Ни за что!