Вскоре перестал работать водопровод, и ленинградцы ходили за водой с ведрами, бидонами на Фонтанку или брали воду из каналов. После отключения отопления в квартирах появились самодельные печки из железных бочек. Но вскоре иссякли запасы дров и в ход пошли все деревянные предметы: столы, стулья, рамы от картин, детские игрушки, в последнюю очередь в огне стали исчезать книги. Зимой снова был сокращен продовольственный паек: рабочие стали получать по карточкам 250 граммов в день, остальные члены семьи, как писала поэтесса Ольга Берггольц, – «125 блокадных грамм, с огнем и кровью пополам».
Несмотря на голод и холод, ослабевшие ленинградцы работали у станков, на оборонительных сооружениях, зимой расчищали от снега дороги. Работали под постоянным обстрелом города фашистами. Ежедневно рушились дома во время артобстрела и люди погибали под их обломками или в огне пожаров. Блокадница Лидия Баранова писала в своем дневнике: «От голода мы стали безразличными ко всему, во мне даже сердце застывало, и я равнодушно смотрела, как горит соседний дом, и только старалась определить, через сколько минут пламя охватит наш дом. Я не чувствовала ни жалости, ни сострадания».
От слабости люди перестали прятаться в бомбоубежища. Когда закончились последние остатки продуктов, выметены все крошки в шкафах, люди стали убивать домашних животных – кошек и собак. На одном заводе директор отдал своим рабочим 28 сторожевых собак. Но их хватило ненадолго, и люди старались «поймать хотя бы мышь, но и они исчезли» (Баранова). Появились случаи людоедства. В одном подъезде нашли мертвую женщину с вырезанными ягодицами. У родителей, стоявших в очереди за хлебным пайком, похитили пятилетнюю девочку, которая исчезла бесследно.
Блокадница Лидия Баранова описала в дневнике свои ощущения во время голода: «Была безмерная слабость и даже помутнение разума, когда казалось, что мозг как будто опутан паутиной». Люди умирали всюду: в квартирах, в подъездах, на улице. Умирали неожиданно: только что передвигались по комнате и вдруг падали. Хлебный паек нельзя было пронести по улице в открытом виде, его вырывали из рук не только у детей, но и у взрослых. Отбирали продовольственные карточки. «Трупы лежали штабелями на улицах и на кладбищах, их некому было хоронить» (Баранова). Люди всей страны переживали мучения ленинградцев как свои собственные и посылали им все, что могли, но многое погибало в пути от фашистских снарядов.
«В самые тяжелые дни блокады, – пишет Л. Баранова, – обнаружились низшие инстинкты людей: ложь, воровство, грабежи, убийства». Один мужчина отбирал паек у жены и детей, все съедал один, а потом на коленях просил у них прощения. Мать возненавидела трехлетнюю дочь за то, что та не давала возможности подобрать ей крошки со стола, успевала съесть их сама. На Новый год одна женщина смогла подарить родственникам один орех, чудом уцелевший на детской елке, и он оказался самым дорогим подарком.