Но, жалость к себе все эти знания не уменьшали, скорее наоборот.
С минуту я боролась с подкрадывающимся обмороком. Он манил покоем и отдыхом. Он обещал расслабление. Он заманивал гулом и болью в висках. Казалось, еще чуть, еще секунда — и лоб треснет. Да, обморок — это хорошо. И он нужен моему детскому телу, как воздух. Но, как любая хорошая вещь, он мне дорого встанет.
Второй раз Вальтер меня просто не подпустит к себе, что логично. Я бы тоже не подпустила непонятно кого к себе, когда сама слабее мухи. Велик шанс, что меня возьмутся изучать, дар исцеления, любой его разновидности и силы, в этом мире, редкость редкостная. Даже возможность остановить кровотечение, уже повод меня закрыть в лаборатории. А уж если местные умники решат, что я такая, вкусная и особенная, из-за случившегося, то… Как бы в местных институтах не открыли кружки по пыткам детей.
Так что, и без особых размышлений, было ясно, что времени у меня на один чих. Оставалось надеяться, что за столько дней волки из охраны просто устали от ожидания его смерти, расслабились — и не кинутся сюда, нарушая приказ.
Внимательно рассмотрев матрицу тела мужчины, промелькнула мыслишка отказаться от его восстановления — и драпануть отсюда. И как мелькнула, так и пропала. Я, конечно, и свинья, хоть и волчица. Да, удар по затылку «друга», как и стилет в спину, для меня — вполне себе допустимы, но не настолько, чтобы предать саму себя. Я спасти этого альфу, уже обещала.
Оторвать костлявый зад от стула было тяжко, а вот добраться до очередной бутылки воды и умыться оказалось проще. Кстати, ванная в палате оказалась просто отличной. Тут и унитаз с перилами, и большой душ с пандусом, и ванная с подъемником, если пациенту мало одного душа. И даже биде! Количество полотенец приятно порадовало.
Я бы тут задержалась…
Вернулась, подкатила стул на колесиках к постели, и снова уставилась на изувеченного мужчину.
Изначально мистер Хаурес мог похвастаться весьма неплохой формой… всего. Несмотря на изможденность, и тот факт, что сейчас волк больше походил на клиента склепа, все равно проглядывала прошлая красота. Лицо философа у этого типа прекрасно сочеталось с рельефной, развитой фигурой. Причем, что важно, тренированность альфы не была «журнальной».
— А ты, у нас, оказывается, убивал, да? — отметила я.
Монах-Воин, вот кто он. Философ, способный на многочасовые медитации и пространные разговоры, в которых истину можно искать годами и не найти. И убийца. Да, он убивал, и много… Обрывки памяти Бэкки говорили о другом. Ребенок не видела в «дяде Вальте» мужчину, как и бойца. Она любила, как могут только дети и животные — беззаветно.