Наблюдавший за ходом сражения генерал-лейтенант Керн приказал прекратить самоубийственную атаку и подтянуть к месту переправы собственные орудия. Русская конная артиллерия достаточно быстро сумела приготовиться к бою и открыть ответный огонь. Но силы были примерно равны, поэтому генерал приказал ввести в бой и батарейную роту. Более тяжёлые, но сравнению с польскими шестифунтовыми орудиями, русские 12-фунтовые сделали несколько залпов, под прикрытием которых в атаку пошло несколько конных и пеших команд. Первой вырвалась кавалерия, которая сразу же ринулась рубить артиллерийскую прислугу. Но на деле рубить оказалось некого. Конная польская артиллерия, отстреляв картечь, ушла почти вся. На месте боя остались десятка два зарубленных и раненых и два орудия (одно повреждённое).
Первое столкновение с поляками было не в пользу русских войск. Но боевого пыла оно не убавило. Напротив — в гибели двух эскадронов кавалеристы винили не умелое польское командование, а подполковника, который забыл о взаимодействии с пехотой. Кавалеристы же жалели, что не смогли захватить начальника артиллерии. Судя по рассказу раненых, командовал батареей сам полковник Юзеф Бем, коего прочили в начальники всей артиллерии.
Пан Юзеф — талант, не уступающий Коновницыну, Аракчееву и Ермолову. А кое в чём даже и превосходящий их. Так, во время штабного анализа расстановки артиллерии при Тулоне Бем нашёл лучший вариант, нежели сам капитан Бонапарт. Но вздыхать и сетовать было поздно. Зато появилась надежда, что ежели сам пан полковник возглавляет батареи, то с орудиями у поляков негусто. Ермолай Фёдорович отдал приказ о выступлении на Варшаву.
2-я армия Витгенштейна, при которой был штаб главнокомандующего, выступила почти одновременно с 1-й. От Ковеля она двинулась двумя потоками — через города Ленчна и Хелм. Соединение было спланировано в Люблине.
...Древний город встретил русские войска неласково. Боёв за Люблин не было, потому что гарнизон ушёл в глубь страны. Но когда первая колонна вошла в центр, раздались выстрелы со стороны ратуши. Стреляли скверно. Никто из русских не был ни убит, ни даже ранен, хотя такая возможность у стрелков была. Если посадить на ратуше одного-едннственного стрелка с нарезным стволом, то за пять-шесть минут он уложил бы не менее двух-трёх человек.
Колонна рассыпалась, а солдаты выбрали укрытия. Потом неспешными перебежками взвод охотников выдвинулся к ратуше и почти без боя ворвался внутрь. На месте были «положены» трое польских стрелков, а ещё двое захвачены живыми. Все патриоты — и убитые, и живые — были не просто юны... Это были дети, вооружённые прадедовскими кремнёвыми ружьями.