Армия была нужна позарез. Поляки, находившиеся на самом гребне эйфорической волны, наращивали войска на границе. Сейм недавно принял решение о возвращении Речи Посполитой в границы «от моря до моря». Шляхтичи вытащили из хранилищ полуистлевшие пергаменты Поляновского мирного договора 1634 года, по которому Речь Посполитая получала права на земли до Смоленска. Продолжению военных действий мешал только спор: чем быть Польше — республикой или монархией? Если монархия — кого выбирать в короли?
До сих пор (то есть пока в Польше были короли) об этом болела голова то у шведов, то у французов. А в последние сто лет — у русских. Безусловным кандидатом на престол был князь Зайончковский. Он устраивал всех — и «великоляхов», и профранцузскую партию, и даже ещё оставшихся (!) сторонников дружбы с Россией. Но после смерти князя ситуация обострилась. Адаму Чарторыжскому, который был не против занять трон, не могли простить его прошлое, в котором он был русским министром и близким другом покойного императора Александра. Князь Радзивилл сам не хотел «идти во власть».
Немало было и сторонников республики. Конституция 1815 года, дарованная русским императором, изрядно избаловала поляков. Прежде всего — мелкую и неродовитую шляхту. Ещё один вопрос не давал покоя полякам: а кто сейчас главный враг? Россия, от владычества которой удалось освободиться? А может, Пруссия и Австро-Венгрия, в составе которых оставались остальные земли? Буйная польская шляхта уже успела изрядно перессориться друг с другом. Однако до сабель, как во времена Яна Собеского или Станислава Лещинского, дело не доходило. Всё-таки Польша теперь уже была по-европейски цивилизованной страной, изживавшей остатки варварства и дикости. Магнаты ограничивались словесными эскападами, а шляхта — бросанием друг в друга графинов.
Помимо поляков были у России и другие враги. Турция начала продвижение в сторону Кишинёва, а Швеция лелеяла мечту о возвращении Финляндии, а там, глядишь, можно будет выдавить русских и из Прибалтики...
Мятежники, занятые внутренними проблемами, активных действий не проявляли. Пока не проявляли...
Никто из окружения императора не ожидал, что обыватели и крестьяне смогут заменить регулярную армию. Но, по крайней мере, ополченцы освободят солдат от несения обозной и санитарной службы, хождения в караулы. И то великое дело!
Увы, император Михаил II не мог, подобно старшему брату, сказать, что в годину испытаний для Отечества «неприятель, вступив в пределы России, должен встретить в каждом дворянине — князя Пожарского, в духовном лице — Авраамия Палицына, а в каждом гражданине — Козьму Минина». Новый император написал проще: