В нынешней же ситуации возвращение территорий, отнятых Россией у Швеции за сто лет, позволило бы отвлечь внимание свободолюбивых норвежцев от их борьбы за независимость. Вот и приходилось генералу опасаться за свою спину. Но всё-таки его положение было более спокойным, нежели положение Ермолова, самоназваного правителя Восточного Русского царства, который, теряя город за городом, продолжал отступать к Кавказу. Счастье, что между Персией и Турцией вдруг вспыхнула война. И шах, и султан на время позабыли о русских войсках в Закавказье и принялись сводить старые счёты. Только надолго ли?
Батеньков и Бистром тоже не имели достаточно войск для похода на Москву. Но вот присутствие в непосредственной близости от столицы партизанских отрядов, которые теоретически могли бы объединиться с императорской армией (хотя бы с тем же финляндским корпусом), представляло явную угрозу. На первых порах было непонятно — кто командует? Петербургские сплетники (из мещан и прочих подлых сословий) поговаривали: то ли Кутузов воскрес, то ли Багратион. Ходили и совсем уж нелепые слухи. Будто бы во главе повстанцев стоит покойный император Александр Павлович. Дескать, хотел император дать всему народу волю, да не позволили ему князья да генералы. Рассерчал царь и решил сказаться мёртвым. А теперь, когда в России началась междоусобица, вышел государь да и сказал простым людям, что пора-де от дворян-помещиков избавиться. Пускай они друг дружку убивают, а он-де будет народ защищать. Когда генералы да помещики друг друга изведут, то тут-то царь снова на трон и сядет. Останется только он, царь, да старый его слуга, а народ будет жить так, как он хочет. Хочешь — землю паши, хочешь — водку пей. Воля!
Начальник Генерального штаба генерал Трубецкой, ушедший от политики, но с головой окунувшийся в теорию военного искусства, в такие слухи, разумеется, не верил. Даже если допустить, что Александр Павлович жив (тела его никто пока не видел!), всё выглядело слишком неправдоподобно. Государь император в военных битвах не особо отличился. Даже умудрился проиграть битву при Аустерлице. Для этого нужно было постараться...
Слухи о численности войск тоже были изрядно преувеличены. Не надо было иметь образования и подготовки, чтобы определить, что отряд повстанцев, не имеющий сильной тыловой базы, просто не может быть крупным. Так — сотни две-три. Это — в самом наихудшем варианте. (На самом же деле — человек сто!).
Проведённое по делу расследование установило, что командует партизанскими отрядами бывший штабс-капитан лейб-гвардии егерского полка Клеопин. Расследовать-то здесь особо ничего и не нужно было, потому как солдаты, которых оставляли в живых, очень подробно описали офицера в тёмно-зелёной с золотым шитьём форме гвардейских егерей. Когда же из неудачного «вояжа» за продовольствием вернулся некий поручик Завалихин, то все сомнения отпали. По этому поводу господин председатель правительства Батеньков имел долгую беседу с военным министром Карлом Ивановичем Бистромом. Разговор шёл при закрытых дверях, «тет-а-тет», но адъютанты и канцелярские видели красную физиономию генерала, когда тот выходил от председателя. А сам Гавриил Степанович потребовал, чтобы ему срочно принесли графинчик с водкой. В последнее время он стал прикладываться к нему всё чаще и чаще. На всякий случай адъютанты держали в специальном шкапчике запас — две бутылочки. Обычно его хватало дня на два... Достать хорошую водку в Санкт-Петербурге становилось сложно. Ну, разумеется, не для адъютантов правителя.