Кровавый снег декабря (Шалашов) - страница 47

— Да вы философ, князь, — восхитился прапорщик.

— Увы, мой юный друг. Сейчас мы с вами — два заговорщика.

— А я ещё и изменник России, — печально констатировал Ипполит.

От бдительного ока князя не ускользнула грусть, прозвучавшая в голосе юноши:

— Следует ли считать, что вы не разделяете точку зрения вашего брата, а также его друга и соратника Бестужева-Рюмина?

— Что касается самого выступления против деспотии, то я всецело на стороне брата и его товарищей.

— Но вы не разделяете мнения подполковника Муравьёва-Апостола касательно права царства Польского на самоопределение? — настаивал князь. — Почему?

— Я считаю, что Россия должна быть единой. Но это моё частное мнение. Я подчиняюсь решению брата и как младший родственник, и как его подчинённый.

— Знаете, пан прапорщик, — задумчиво протянул Зайончек, — давайте-ка мы вопросы политики отложим на потом. А пока — приглашаю вас отужинать со мной. Или уже позавтракать. Неважно.

Князь Зайончек колокольчиком вызвал слугу. Сказал что-то по-польски. Потом вновь обратился к гостю:

— Простите, господин Муравьёв-Апостол, но мне нужно отдать ряд срочных распоряжений. А пока Збигнев проводит вас в комнату, где можно умыться и привести себя в порядок. Встретимся в обеденном зале.

Збигнев, взяв свечу, повёл прапорщика в гостевую комнату. Там уже ждали лохань с горячей водой и свежее нательное бельё. Слуга помог Ипполиту снять промокший от пота и снега мундир.

— Проше пана офицера снять мундир. Его немедленно приведут в порядок, — сказал слуга на хорошем русском языке. — Возьмите пока охотничий костюм его светлости. Не беспокойтесь, к вашему отъезду всё будет готово.

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — спросил прапорщик удивлённо.

— Я десять лет пробыл в России, — коротко ответил слуга. Потом уточнил: — В плену.


После сладостных мгновений, проведённых в горячей воде, вылезать из лохани не хотелось. Но пришлось. Тем более что вода всё равно стала остывать. Эх, сейчас бы в простую деревенскую баньку! Пусть даже и по-чёрному. Збигнев помог офицеру обтереться полотенцем и одеться. А потом так же молча повёл его вперёд.

Обеденный зал выглядел, как и положено быть залу магната. Длинный тяжёлый стол и массивные старинные стулья, помнившие, наверное, короля Владислава Вазу. А уж если не Владислава, то уж точно Яна Собеского. В огромном камине горели дрова. Огонь очага и свечи в многочисленных канделябрах освещали портреты предков и разнообразнейшее оружие, висящее на стенах. А яства на столе между тем выглядели даже скромнее, нежели яства какого-нибудь мелкопоместного шляхтича. Молочный поросёнок, солёные огурцы, пироги да бигус. Вот и всё. Правда, скудость стола компенсировал огромный выбор горячительного — от местного пива и медовухи до французского коньяка и испанского бренди.