Камила подождала, пока в комнате совсем стихнет, а потом медленно откинула прочь тоненькое одеяльце. Она осторожно ступала по холодному полу через всю комнату к тонкой полоске света под дверью, потом потянула ручку и также осторожно скользнула наружу.
Ночью коридоры приюта показались особенно жуткими и неприветливыми. Свет лился из единственной масляной лампы, подвешенной высоко под потолком, и девочка робко кралась, пробираясь к выходу, то и дело ей приходилось оборачиваться и прислушиваться к каждому шороху.
Детские спальни располагались на втором этаже, вниз вела широкая лестница, старые половицы которой постоянно скрипели. Сердце раненой птицей билось в груди. Она затаила дыхание и медленно ступала вниз.
— Не думал встретить тебя так скоро, — голос знакомого ей мальчишки заставил вздрогнуть и закрыть рот ладонью, чтобы не закричать.
Камила так старалась разглядеть ступени в полумраке, что никуда кроме как под ноги не смотрела, иначе она бы сразу заметила темный силуэт Макса, который затаился прямо у входной двери.
— Ну, и чего ты там застыла? Назад пойдешь? Уже не такая смелая, да? — он сделал несколько шагов ей навстречу и оказался у основания лестницы. Макс держал руки в карманах, а потом вдруг достал из правого связку ключей и потряс ею в воздухе.
— Сбежать хотела?
Камила осторожно сделала шаг назад, не оборачиваясь и не переходя на бег: маленький шаг на одну ступеньку выше.
Макс тоже сделал шаг, и снова раздался звон ключей.
— Я могу открыть любую дверь, хочешь выйти, попроси меня! Только сначала тебе придется как следует извиниться за свое поведение! — в голосе отчетливо слышалась насмешка.
— Я не стану! — тихо, но твердо отозвалась девочка.
— Гордая, значит, — хмыкнул мальчик и деловито убрал ключи обратно в карман.
Камила бросила тоскливый взгляд на входную дверь и тяжело вздохнула.
— Я пойду спать.
— Иди, — щедро разрешил Макс, склонив голову на бок.
Девочка тут же оживилась и бегом, спотыкаясь на скользких ступеньках и едва не разбив лоб, побежала прочь.
Макс пошел следом, медленно и тихо, уж он-то знал каждую дощечку в этом насквозь прогнившем здании. Новенькая вызывала в нем странные чувства, противоречивые. С одной стороны, она совсем маленькая, года на три-четыре младше, безобидная, несмышленая, но с другой, в ней чувствовался характер и такая прорва упрямства, что невозможно было не обратить на это внимания, а еще она с первых минут отгородилась ото всех, будто они ей не ровня, не достойны вроде как. Странной была и ее внешность, особенной: девчонка, должно быть, вырастит настоящей красавицей! Таких сюда еще не приводили, и уж он-то должен приглядеть за тем, чтобы особенная девочка досталась именно ему.