Его слова кажутся мне странными.
«Я бы хотел, чтобы они тебя увидели». Не «я бы хотел, чтобы они познакомились с тобой». Пак хочет, чтобы они смотрели на меня, как на вещь, которой можно владеть и попользоваться... Это вызывает воспоминания, и не все они приятные.
— Я не люблю байкерские вечеринки, — говорю я. — И мне не следует прогуливать работу — я не так долго там работаю, чтобы просить об одолжении. Я всё равно не могу себе этого позволить.
Он молчит, проводя маленькие круги на моем плече.
— Ты знаешь, что я член мотоклуба, верно? — наконец спрашивает он с оттенком смеха в голосе. — Байкерские вечеринки — это большая часть моей жизни, и они также будут большой частью твоей, потому что ты моя старуха.
Я откидываю голову назад, смотря на него.
— Я не твоя старуха. Мы как бы встречаемся, некоторым образом.
— В корне неверно, — не соглашается Пак. — Ты сидишь на заднем сиденье моего байка, и ты под моей защитой. Это чертовски близко к определению старухи.
— Нет, — говорю я, качая головой. — Я серьёзно, Пак. Я не хочу туда идти. Мы можем встречаться, заниматься сексом, что угодно. Я никогда не буду чьей-то старухой. Это все у меня уже было.
Его взгляд отрывается от моей груди.
— Не понял? Ты только что сказала, что была чьей-то старухой?
Я вздыхаю, плюхнувшись рядом с ним.
— Извини, я говорила о маме. Я видела, каково это быть старухой, что с ними происходило, не только с мамой, но и с другими женщинами. Все это веселая игра, пока кто-то не ударит тебя по лицу за то, что ты не принесла еще пива.
— Ты снова ведешь себя как сука.
— Отвали, — говорю я, скатываясь с кровати.
Я иду в ванную, хватая одежду по пути. Не хочу этого дерьма, не от Пака. Ни от кого другого.
— Ты, по сути, сказала, что я буду бить тебя, но когда я называю тебя своей старухой, то снова оказываюсь придурком? — спрашивает он твёрдым голосом. — Христос, Бекка. Достань голову из задницы наконец. Я не делал с тобой такого дерьма, и я уже устал оправдываться за то чего не совершал.
Я поворачиваюсь, открыв рот, чтобы прервать его, когда до меня доходят его слова.
Пак оказывается прав.
Я чертовски оскорбила его. Снова. Я закрываю рот и моргаю.
— Ты все верно говоришь, — наконец медленно признаю я. — Я не готова взять на себя ответственность, но мне не очень нравится, как ты все преподнес.
— Я называю вещи своими именами.
Мы смотрим друг на друга, и я качаю головой.
— Не думаю, что это сработает. Моя жизнь такая сумбурная. Сумасшедшая. Меня не хватит для отношений.
Пак встает и подходит ко мне, весь такой ленивый и хищный. И, наклонившись к моему уху, шепчет: