Я отшвыриваю папку со стола — бумаги веером ложатся на пол, и дышу, как загнанный зверь на цепи, решивший рявкнуть на хозяина. Хочется орать во все лёгкие, рыдать и выть одновременно, настолько сносящим было цунами слов Рамиреса, вызвавшее во мне похороненные воспоминания.
Но на его лице не дрожит ни один мускул. Сидящая поза не меняется — он даже не шелохнулся, когда я сорвалась. Лишь проникающий под кожу взгляд говорит о том, что я совершила ошибку.
Рамирес медленно наклоняет голову вбок, изучая моё лицо, на котором размазаны и солёные слёзы, и слизь из носа; останавливается взглядом на раздувающихся влажных ноздрях, а после — смотрит прямиком в мои обезумевшие глаза. Я знаю, как выгляжу сейчас: в ту ночь, когда я застукала Роджера и сбежала домой незамеченной, в зеркале спальни после я выглядела так же.
И вдруг Рамирес стремительно поднимается с места, одновременно крепко хватая меня за горло. Я, не успевая отшатнуться, тут же хриплю, чувствуя, как сильные пальцы сдавливают сонные артерии… Ненавистное лицо в дюймах от моего, и будь моя воля, имей я хоть немного сил и храбрости, я бы плюнула в него.
— Мне абсолютно всё равно, Джейн, что было на самом деле. Мне плевать, почему ты так поступила со своим мужем. Плевать, что ненароком втянула в это четырехлетнего отпрыска. Есть один неизменный факт: твой папаша взял у меня деньги, чтобы купить молчание криминалиста и твою свободу. Чтобы всю эту историю облекли лишь в обычное ДТП и уничтожили улики против тебя, прямо говорящие о том, что болты на колесах машины открутила именно ты. А теперь, моя несравненная хладнокровная убийца Джейн, спокойно разгуливающая по улицам славного Нью-Йорка, я хочу обратно свой долг. И раз папеньки больше нет, расплату я жду именно от тебя. Иначе… Так заботливо разбросанные тобой документы попадут туда, куда нужно, и ты закончишь свои никчёмные дни в тюремной робе, а не в адвокатском костюмчике за пару сотен баксов.
Головокружение настигает замутненный разум, и вместо того, чтобы придумать хоть что-то в ответ, я замечаю лишь то, как сильно меняется официоз в речах Рамиреса на обычный преступный говор, стоит ярости охватить его.
Он резко отнимает руку от шеи так, что я по инерции дёргаюсь назад и плюхаюсь на стул. И садится на своё место, не сводя с меня арктического взгляда.
Я понимаю, что мне нечем крыть. Информация уже у него на руках, и забавно, что ещё минутами ранее я удивлялась, как он собрал все эти факты воедино — отец ему ничего не рассказывал. Такому человеку, как Рамирес, явно не составит труда получить желаемое через иных людей и рычаги давления. Я старательно отгоняю от себя все образы минувшего, но тщетно: в какой-то момент мне даже кажется, что я вижу тени Роджера и нашего сына, Алана, в глубине помещения.