Пока иду к припаркованной машине, проклинаю себя за то, что опрометчиво оставила в ней пальто, обманувшись солнечной погодой, и попутно перебираю в датах, именах и людях адвоката, представлявшего тогда «Эрерру». Пусто, не могу вспомнить. Как и не могу вспомнить имя владельца, встретившегося мне минуту назад.
Но когда завожу двигатель, бросив портфель на заднее сиденье, откидываю эти мысли, посчитав их ненужными.
Повышенный интерес к таким людям ни к чему хорошему не приводит, а любопытство, хоть и не порок, может выйти боком — это я знаю не понаслышке, поэтому, включив погромче радио, устремляюсь в плотный поток на Сентер-стрит, позволив себе напоследок подумать, что в отличие от Майерса, владелец «Эрерры Лимитед», если ему перейти дорогу, может по-настоящему стать очень серьёзным врагом.
***
Мой персональный ад начинается ровно тогда, когда дверь квартиры медленно закрывается и щелкает замок.
Проходя по небольшому коридору и сбрасывая обувь вместе с пальто, я каждый чёртов раз словно сдираю с себя мнимый панцирь нормальности, который надеваю перед тем, как выйти к людям.
Срывая с себя костюмы и дорогие рубашки, я срываю себя ненастоящую. Стирая макияж, стираю налет адекватности. И остаюсь всё той же, какой была и год назад — растерзанной и ненавидящей себя.
Это среди коллег, знакомых и в кишащем людьми мегаполисе удобно лгать себе, что терапия помогла и помогает, удобно делать вид, что ты в порядке; на деле же — стоит вернуться в новую квартиру, которую и домом-то не назовешь, как все страхи и кошмары восстают из пепла.
Не включая основной свет, прохожу в полумрак столовой, соединённой с кухней. Торшер в углу и подсветка гарнитура — единственные источники, не считая проникающих сквозь неплотно задернутые шторы бликов огней ночного города. Мне нравится эта сизая темнота, в которой видны лишь очертания предметов в комнате: она обволакивает меня, движущуюся тенью, в убаюкивающий кокон.
Сегодняшний вечер будет несколько отличаться от привычных: вместо очередного сеанса самоистязания, тихих удушающих всхлипов, желания лечь и не проснуться, сначала я всё-таки собираюсь насладиться послевкусием заслуженной победы в деле «Юджин Интертеймент».
Сбросив пиджак на белое кожаное кресло, я расстёгиваю одной ладонью пуговицы на шелковой блузке, а другой, держа выуженную из запасов бутылку, медленно наливаю в единственный имеющийся бокал вино.
В том, старом доме, всё было иначе — разные наборы посуды, уютные безделушки, ажурно-тематические салфетки под стать Дню Благодарения или Рождеству… Всё было по-домашнему. По-семейному.